Клюв/ч
Шрифт:
– Вот именно. И как сами понимаете, каждое время пытается урвать кусок реальности именно с этим гением.
Догадываюсь:
– Один поток времени вырвал кусок реальности у другого?
– Совершенно верно… А с вами что-то пошло не так.
Я не успеваю догадаться – кто-то или что-то догадывается за меня, кто-то или что-то объясняет, опять же за меня:
– Я не должен был помнить мистера Пена… да?
– Верно.
– И…
– …вы должны забыть это.
Сжимаю зубы – вроде бы понимал, что он так скажет, и все-таки чувствую, что до черта не готов к такому повороту событий, не надо,
Азус как будто предвидит мою реакцию, кивает:
– Вы можете отправиться к мистеру Пену.
– А…
– …но вашего города Таймбурга там нет, вы будете жить в совсем другом мире… впрочем, решать вам.
– Позвольте мне подумать…
– Да, конечно же, мы вас не торопим.
Он отступает куда-то в никуда, даже толком не понимаю, в пространстве, в вариантах, или во времени. Выжидаю. Делаю вид, что неспешно прогуливаюсь по измерениям и мирам, оглядываюсь – даже не глазами, а как-то иначе, я уже умею это делать – Азус не смотрит в мою сторону, и этого достаточно, чтобы броситься бежать – не ногами, как-то по-другому, и только уже на бегу я понимаю, что не знаю – как именно, как вообще передвигаться в этом хаосе, и вообще, это не я двигаюсь, это хаос двигает меня куда-то в никуда, падаю сразу во всех направлениях, проваливаюсь в себя самого, хочется кричать, и страшно выдать себя криком, и что-то засасывает со всех сторон в бешеный круговорот, который вращается одновременно и вправо, и влево, и я сам кажусь себе не единым, а разделенным на какое-то нецелое количество меня с бесконечной дробью…
…проще было бы потерять сознание, только сознание не теряется, вернее, оно потерялось уже давно, это не сознание, это не сон, не явь, это не пойми, что такое. Проще сказать, – меня подхватил временной поток – и это тоже будет неправдой, еще непонятно, кто кого подхватил, то ли я его, то ли он меня, то ли и так, и так. Временной поток, в котором я оказался…
…и снова не так, не так, – не было никакого временного потока и меня, теперь я был потоком, и поток был мной, крепко, неразлучно, неразрывно. Пытаюсь понять, что страшнее – быть живым и почувствовать себя потоком времени или быть потоком и осознать себя после миллиардов лет небытия, познавать себя – через то влажное, животрепещущее, пульсирующее, что втянулось в поток времени. Первый раз – за небытие и небытие – сказать кому-то никому, самому себе – я есть. Прочувствовать себя – от Большого Взрыва до Большого Коллапса, пробежаться по изгибам своей истории туда-сюда, посмотреть, как загораются и гаснут звезды, я раньше и не осознавал этого – звезды.
Оглядеться. Понять, что среди бесконечного числа временных потоков занимаю меньше, чем последнее место, что мир еще вообще не знал временных потоков, которые осознавали бы себя за счет одного-единственного разума. Но это еще не самое страшное, – самое страшное то, что меня разоблачат с минуты на минуту…
И, черт возьми, надо что-то придумать, чтобы этого не случилось…
– …спа… …спа… …спа… си… спаси… спаси… те…
Они окружают, – гибкие, извилистые, бесконечно меняющиеся временные потоки. Думаю, будут они помогать своему пострадавшему собрату, или уничтожат меня с потрохами, ну а что, в конце концов, если они не брезгуют выхватывать друг у друга умнейшие умы, то и пострадавшего распотрошат в два счета…
– Там… там… – отчаянно пытаюсь что-то выговорить, получается плохо, – я… там… там он… он…
– Кто он? – наконец, спрашивает время, вобравшее в себя гениальнейших поэтов. Оно кажется мне добрее остальных, может быть, только кажется.
– Время… поток времени… – мне трудно говорить на их языке, ведь какие-то неколько часов назад я не знал их языка, я вообще не знал, что бывают какие-то языки, и что вообще есть какой-то я, все это показал мне пульсирующий, трепещущий, который теперь отчаянно пытается понять чужой язык.
– Какой поток?
– Он убивает… – кажется, я правильно сказал «убивает», подобрал символ небытия.
– Кого убивает? Что вы несете?
– Да не слушайте его, странный он… – это «странный» звучит как-то нехорошо, с каким-то подтекстом, ненормальный, что ли, невменяемый, в общем, ничего хорошего.
Выпаливаю им в ли… то есть нет у них никаких лиц, о чем я говорю:
– Он убивает людей… он чуть не убил меня… моего человека.
– Кто он? – спрашивает поток, вобравший в себя лучших поэтов.
– Он… поток.
– Какой поток?
– Я не помню… не помню.
– Бред какой-то, зачем ему это делать? – поток времен, собравший у себя величайших математиков, смотрит на меня с презрением, – я понимаю, забирать… но убивать?
– Но он убивает.
– И кого же он… позвольте узнать?
Парирую:
– Мы этого никогда не узнаем.
– Отчего же так?
– Ведь они убиты… а значит… про них никто никогда и не вспомнит.
– А ведь действительно… ловко получается… Идеальное преступление, стереть человека из истории.
– Но зачем? Зачем? – возмущенные возгласы.
– Похоже, мы имеем дело с тем, с чем раньше никогда не сталкивались… с настоящим безумием…
Это слово вызывает эффект разорвавшейся бомбы, все в ужасе смотрят на говорившего.
– Вы сможете его опознать? – спрашивают меня.
– К сожалению, нет.
– Плохо… очень плохо. Могли бы быть и повнимательнее… а нам теперь что прикажете делать?
Говорю – осторожно, медленно, с трудом подбираю слова, если это вообще можно назвать словами:
– Я, конечно, не специалист… но я так думаю… нам следует объединиться… нам следует открыть границы между временными потоками… и вести строжайший учет всех, кто представляет ценность для разума… всех, в ком есть хоть малейшие проблески гениальности…
Я не жду, что меня послушают, и даже хотя бы услышат. Я уже готов, что со мной будут спорить, не соглашаться, возмущаться, – и даже не со мной, а друг с другом, еще чего, где это видано, да как вы хотели, если такое творится, никогда такого не было.
Я уже знаю, что они решат, я уже знаю – это лишь вопрос времени, когда я увижу мистера Пена в Таймбурге. Если неведомое нечто до этого не доберется до мистера Пена.
– Э-э-э… вечер добрый…
Никак не думал, что наша вторая встреча ничем не будет отличаться от первой – то же внезапное появление Азуса, та же моя растерянность, и проклятущее воспитание, не позволяющее напомнить о собственных границах, что теперь, конечно, временные потоки переплелись, но не до такой же степени.