Кн. 7. Рассказы
Шрифт:
Томас Хенли был стройный юноша высокого роста, со старомодными вкусами, пороками, которые отличались умеренностью, и умеренностью, которая граничила с пороком. В разговорах, что он вел с преподавателями как мужского, так и женского пола, все было абсолютно на месте, включая грамматические ошибки, точь-в-точь приличествующие его возрасту и общественному положению. Он был владельцем нескольких костюмов из серой фланели и множества узких галстуков в косую полоску. Вы скажете, что из толпы его можно выделить по очкам в роговой оправе, — ничего подобного. Вы ошиблись, Хенли еще незаметнее.
Кто бы поверил, что этот смирный, безликий, деловито усердный и со всем согласный молодой человек
Юноши вроде Хенли, в доспехах из серой фланели с роговым забралом, образуют рыцарский орден наших дней. Миллионы и миллионы их скитаются по дорогам наших великих столиц — твердая поступь, быстрый шаг, прямой взгляд, тихий голос и стандартный костюм, превращающий человека в невидимку. Они, как актеры или зачарованные, влачат свое существование, но сердца их сжигает вечный огонь романтики.
Хенли безостановочно грезил наяву об абордажных саблях, со свистом рассекающих воздух, о фрегатах, которые, распустив паруса, устремляются навстречу восходящему солнцу, о таинственных девичьих глазах, что взирают с безмерной грустью из-под прозрачной вуали. И закономерно, в его грезах присутствовали более современные виды романтики.
Но в больших городах романтика — товар дефицитный. Наиболее предприимчивые из наших бизнесменов совсем недавно поняли это.
И вот как-то вечером к Хенли наведался гость весьма необычный.
В пятницу, после долгого дня муторной конторской рутины, Хенли пришел домой в свою однокомнатную квартирку. Он ослабил узел галстука и не без некоторой меланхолии принялся размышлять о предстоящем уик-энде. Смотреть по телевизору бокс ему не хотелось, а все фильмы в окрестных кинотеатрах он уже видел. Среди его приятельниц не было интересных девушек, и, что хуже всего, шансы познакомиться с другими фактически равнялись нулю.
Он сидел в кресле, пока на Манхэттен опускались густые синие сумерки, и размышлял, где бы встретить симпатичную девушку и что ей сказать, если он ее повстречает, и…
В дверь позвонили.
Без приглашения к нему обычно являлись только бродячие торговцы да агенты Общества содействия пожарной службе. Однако в этот вечер он был рад и такому мимолетному развлечению — отшить торговца, навязывающего свой товар. Он открыл дверь и увидел низенького, подвижного, разодетого человечка, который одарил его лучезарной улыбкой.
— Добрый вечер, мистер Хенли, — выпалил человечек. — Я Джо Моррис из нью-йоркской Службы романтики с главной конторой в Эмпайр Стейт Билдинг и филиалами во всех районах города, а также в Уэстчестере и Нью-Джерси. Наша миссия — обслуживать одиноких, мистер Хенли, а следовательно, и вас. Не отрицайте! Иначе зачем вам вечером в пятницу сидеть дома? Вы одиноки, и наше прямое дело, оно же наше удовольствие, — обслужить вас. Такому способному, восприимчивому, интересному юноше, как вы, нужны девушки — милые девушки, приятные, красивые, чуткие девушки…
— Постойте-ка, — резко оборвал его Хенли. — Если у вас там что-то вроде бюро поставки клиентов для девиц, работающих по телефонному вызову…
Он осекся, увидев, что Джо Моррис побагровел, повернулся и двинулся прочь, раздувшись от негодования.
— Куда же вы! — крикнул Хенли. — Я не хотел вас обидеть!
— Да будет вам известно, сэр, что я человек семейный, — чопорно произнес Джо Моррис. — У меня в Бронксе жена и трое детей. Если вы хотя бы на мгновение допускаете, будто я способен связать свое имя с чем-то неподобающим…
— Бога ради, простите!
Хенли провел Морриса в комнату и усадил в кресло.
К мистеру Моррису сразу же вернулись его живость и общительность.
— Нет, мистер Хенли, — сказал он, — юные леди, которых я имел в виду, не являются… э-э… профессионалками. Это красивые, нормальные, романтически настроенные молодые девушки. Но они одиноки. В нашем городе, мистер Хенли, много одиноких девушек.
Хенли почему-то считал, что в такое положение попадают одни мужчины.
— Неужто? — спросил он.
— Да, много. Задача нью-йоркской Службы романтики, — продолжал Моррис, — организовывать встречи между молодыми людьми в благоприятной обстановке.
— Гм, — сказал Хенли. — Тогда, насколько я понимаю, у вас нечто вроде — простите мне этот термин, — нечто вроде Клуба дружбы?
— Что вы! Ничего похожего! Мистер Хенли, дорогой мой, вы когда-нибудь бывали в таком клубе?
Хенли покачал головой.
— А следовало бы, сэр, — заметил Моррис. — Тогда бы вы смогли по достоинству оценить нашу Службу. Клуб дружбы! Представьте себе, пожалуйста, голый зал где-нибудь на втором этаже в дешевом районе Бродвея. На эстраде пятеро музыкантов в потертых смокингах уныло пиликают разбитные шлягеры. Жалкие звуки отдаются от стен безутешным эхом и сливаются с визгом и скрежетом уличного движения за окнами. У стен выстроились два ряда стульев, мужчины сидят по одну сторону зала, женщины — по другую. И те и другие не могут понять, как они здесь очутились. Все пытаются напустить на себя беззаботный вид, что, впрочем, им плохо удается; все беспрерывно дымят сигаретами, чтобы скрыть нервную дрожь, а окурки бросают на пол и затаптывают каблуками. Время от времени какой-нибудь бедолага набирается смелости пригласить девушку на танец и топчется с ней, словно аршин проглотил, под маслеными бесстыжими взглядами всех остальных. Распорядитель, надутый кретин, с идиотской, точно приклеенной улыбочкой, мечется по залу, пытаясь оживить это похоронное сборище, но тщетно! — Моррис перевел дух. — Таков анахронизм, известный под именем Клуб дружбы, — противоестественный, изматывающий нервы гнусный обряд, которому место разве что во времена королевы Виктории, но уж никак не в наши дни. Что касается нью-йоркской Службы романтики, то она занята тем, чем давным-давно следовало бы заняться. Со всей научной точностью и технической сноровкой мы всесторонне изучили факторы, необходимые для организации удачного знакомства между особами противоположного пола.
— А что за факторы? — осведомился Хенли.
— Важнейшие из них, — ответил Моррис, — это стихийность в сочетании с ощущением роковой предопределенности.
— Но стихийность и рок, по-моему, исключают друг друга, — заметил Хенли.
— Разумеется! Романтика по самой своей природе должна состоять из взаимоисключающих элементов. Это подтверждают и составленные нами графики.
— Значит, вы продаете романтику? — спросил Хенли с сомнением.
— Вот именно! Продукт в его очищенном и первозданном виде! Не секс, который доступен каждому. Не любовь — тут нельзя гарантировать постоянство, а потому коммерческой ценности она не имеет. Нет, мистер Хенли, мы продаем романтику, эту изюминку жизни, вековую мечту человечества, которой так не хватает современному обществу.
— Очень интересно, — сказал Хенли.
Но то, что он услышал от Морриса, нуждалось в веских доказательствах. Посетитель мог оказаться и мошенником, и прожектером. Кем бы он, однако, ни был, Хенли сомневался, что он торгует романтикой. То есть настоящей романтикой, теми тайными мерцающими видениями, что днем и ночью преследовали Хенли.
Он встал.
— Благодарю вас, мистер Моррис. Я подумаю о вашем предложении. Но сейчас я спешу, поэтому если вы не возражаете…
— Помилуйте, сэр! Неужели вы позволите себе отказаться от романтики?!