Кн. 7. Рассказы
Шрифт:
Поднимается ветер [23]
(Перевод на русский язык Э. Кабалевской)
За стенами станции поднимался ветер. Но двое внутри не замечали этого — на уме у них было совсем другое. Клейтон еще раз повернул водопроводный кран и подождал Ничего.
— Стукни-ка его посильнее, — посоветовал Неришев.
Клейтон ударил по крану кулаком. Вытекли две капли. Появилась третья, повисела секунду и упала. И все.
— Ну ясно, — с горечью сказал Клейтон. — Опять забило эту чертову трубу. Сколько у нас
23
Печатается по изд.: Шекли Р. Поднимается ветер: Шекли Р. Рассказы. Повести. — М.: Мол. гвардия, 1968.
— Четыре галлона, да и то если в нем нет новых трещин, — ответил Неришев.
Не сводя глаз с крана, он беспокойно постукивал по нему длинными пальцами. Он был крупный, рослый, но почему-то казался хрупким, бледное лицо обрамляла реденькая бородка. Судя по виду, он никак не подходил для работы на станции наблюдения на далекой чужой планете. Но, к великому сожалению Корпуса освоения, давно выяснилось, что для этой работы подходящих людей вообще не бывает.
Неришев был опытный биолог и ботаник. По натуре беспокойный, он в трудные минуты поражал своей собранностью. Таким людям нужно попасть в хорошую переделку, чтобы оказаться на высоте положения. Пожалуй, именно поэтому его и послали осваивать такую неуютную планету, как Карелла.
— Наверно, придется все-таки выйти и прочистить трубу, — сказал Неришев, не глядя на Клейтона.
— Видно, так, — согласился Клейтон и еще раз изо всех сил стукнул по крану. — Но ведь это просто самоубийство! Ты только послушай!
Клейтон, краснощекий коренастый крепыш с бычьей шеей, работал наблюдателем уже на третьей планете.
Пробовал он себя и на других должностях в Корпусе освоения, но ни одна не пришлась ему по душе. ПОИМ — Первичное Обнаружение Иных Миров — сулило чересчур много всяких неожиданностей. Нет, это работа разве что для какого-нибудь сорвиголовы или сумасшедшего. А на освоенных планетах, наоборот, чересчур тихо и негде развернуться.
Вот теперешняя должность наблюдателя недурна. Знай сиди на планете, только что открытой ребятами из Первичного Обнаружения Иных Миров и обследованной роботом-спутником. Тут требуется одно: стоически выдерживать любые неудобства и всеми правдами и неправдами оставаться в живых. Через год его заберет отсюда спасательный корабль и примет его отчет. В зависимости от этого отчета планету будут осваивать дальше или откажутся от нее.
Каждый раз Клейтон клятвенно обещал жене, что следующий полет будет последним. Уж когда закончится этот год он точно осядет на Земле и станет хозяйничать на своей маленькой ферме. Он обещал…
Однако едва кончался очередной отпуск, Клейтон снова отправлялся в путь, чтобы делать то, для чего предназначила его сама природа: стараться во что бы то ни стало выжить, пуская в ход все свои умение и выносливость.
Но на сей раз с него, кажется, и правда хватит. Они с Неришевым пробыли на Карелле уже восемь месяцев. Еще четыре — и за ними придет спасательный корабль. Если и на этот раз он уцелеет — все, баста, больше никуда!
— Слышишь? — спросил Неришев.
Далекий, приглушенный ветер вздыхал и бормотал вокруг стального корпуса станции, как легкий летний бриз.
Таким он казался здесь, внутри станции, за трехдюймовыми стальными стенами с особой звуконепроницаемой прокладкой.
— А он крепчает, — заметил Клейтон и подошел к индикатору скорости ветра.
Судя по стрелке, этот ласковый ветерок дул с постоянной скоростью восемьдесят две мили в час!
На Карелле это всего лишь легкий бриз.
— Ах, черт, не хочется мне сейчас вылезать, — сказал Клейтон. — Пропади оно все пропадом!
— А очередь твоя, — заметил Неришев.
— Знаю. Дай хоть немного поскулить сначала. Вот что, пойдем спросим у Сманика прогноз.
Они двинулись через станцию мимо отсеков, заполненных продовольствием, запасами воздуха, приборами и инструментами, запасным оборудованием; стук их каблуков по стальному полу отдавался гулким эхом. В дальнем конце виднелась тяжелая металлическая дверь, выходившая в приемник. Оба натянули маски, отрегулировали приток кислорода.
— Готов? — спросил Клейтон.
— Готов.
Они напряглись, ухватились за ручки возле двери. Клейтон нажал кнопку. Дверь скользнула в сторону, и внутрь со свистом ворвался порыв ветра. Оба низко пригнулись и, с усилием одолевая напор ветра, вошли в приемник.
Это помещение футов тридцать в длину и пятнадцать в ширину служило как бы продолжением станции, но не было герметически непроницаемым. В стальной каркас стен были вделаны щитки, которые в какой-то мере замедляли и сдерживали воздушный поток. Судя по индикатору, здесь, внутри, ветер дул со скоростью тридцать четыре мили в час.
«Черт, какой ветрище, а придется еще беседовать с карелланцами», — подумал Клейтон. Но иного выхода не было. Здешние жители выросли на планете, где ветер никогда не бывает слабее семидесяти миль в час, и не могли выносить «мертвый воздух» внутри станции. Они не могли дышать там, даже когда люди уменьшали содержание кислорода до обычного на Карелле. В стенах станции у них кружилась голова, и они сразу пугались Пробыв там немного, они начинали задыхаться, как люди в безвоздушном пространстве.
А ветер со скоростью тридцать четыре мили в час — это как раз та средняя величина, которую могут выдержать и люди, и карелланцы.
Клейтон и Неришев прошли по приемнику. В углу лежал какой-то клубок, нечто вроде высушенного осьминога. Клубок зашевелился и учтиво помахал двумя щупальцами.
— Добрый день, — поздоровался Сманик.
— Здравствуй, — ответил Клейтон. — Что скажешь об этой погоде?
— Отличная погода, — сказал Сманик.
Неришев потянул Клейтона за рукав.
— Что он говорит? — спросил он и задумчиво кивнул, когда Клейтон перевел ему слова Сманика.
Неришев был не так способен к языкам, как Клейтон. Он пробыл здесь уже восемь месяцев, но язык карелланцев все еще казался ему совершенно невразумительным набором щелчков и свистков. Появились еще несколько карелланцев и тоже вступили в разговор. Все они походили на пауков или осьминогов, у всех были маленькие круглые тела и длинные гибкие щупальца. Самая удобная форма тела на этой планете, и Клейтон частенько ловил себя на том, что завидует им. Для него станция — единственное надежное прибежище, а для этих вся планета — дом родной.