Кн. 8. Рассказы
Шрифт:
Земля, обнесенная изгородью, размещалась на почти вертикальном склоне горы. Вокруг, насколько хватал глаз, тянулись такие же огороженные участки площадью в один акр. Недавно здесь добывали ископаемые, и огромные борозды тянулись, словно шрамы, по пыльной желтоватой земле. Здесь не росло ни деревца, ни травинки. Правда, как и было обещано, дом стоял — хибара, от которой вряд ли что останется после первой же грозы.
Несколько минут Бакстеры рассматривали свою собственность. Затем Адель сказала:
— О, Стив!
— Я знаю, — ответил Стив.
— Это наша земля.
Стив кивнул.
— Она не слишком… привлекательная, — неуверенно сказал он.
— Привлекательная? Какая разница? — заявила Адель, — Она наша, Стив, и ее тут целый акр! Мы сможем на ней что-нибудь выращивать!
— Ну, может, не сразу…
— Знаю, знаю. Но мы приведем ее в порядок, что-нибудь посеем и соберем урожай! Мы будем здесь жить, правда, Стив?
Стив молчал, глядя на землю, полученную столь дорогой ценой. Его дети — Томми и белокурая Амелия — играли с комками глины. Откашлявшись, федеральный чиновник сказал:
— Вы, разумеется, можете изменить свое решение.
— Что? — спросил Стив.
— Вы можете отказаться от земли и вернуться в свою городскую квартиру. Я хочу сказать, что некоторым здесь… не очень нравится. Словно они ожидали чего-то другого.
— О нет, Стив! — простонала жена.
— Нет, папа, нет! — заплакали дети.
— Вернуться? — переспросил Стив. — Я не собираюсь возвращаться. Я просто смотрю на землю, мистер. За всю свою жизнь я не видел сразу столько земли в одном месте.
— Знаю, — мягко ответил чиновник. — Я тут уже двадцать лет, а все никак не могу на нее насмотреться.
Стив и Адель восторженно глянули друг на друга. Чиновник потер кончик носа.
— Что ж, кажется, я вам больше не нужен, — сказал он и тихонько удалился.
Стив и Адель не отрывали глаз от своего сокровища.
— Ах, Стив! — вымолвила наконец Адель. — Это все наше! И ты ради нас выиграл этот приз… в одиночку!
Бакстер сжал челюсти.
— Нет, милая, — очень тихо отозвался он, — не в одиночку. Мне помогли.
— Кто, Стив? Кто тебе помог?
— Когда-нибудь я тебе все расскажу, — ответил Бакстер. — А сейчас… пойдем лучше в наш дом.
Взявшись за руки, они вошли в хибару. За их спинами в клубах лос-анджелесского смога садилось солнце.
Трудно представить себе более счастливый конец для второй половины двадцать первого столетия.
Право на смерть [10]
(перевод на русский язык А. Волнова)
Боль эта просто неописуемая, вам все равно не представить. Скажу лишь, что она была невыносимой даже под анестезией, а перенес я ее только потому, что выбирать мне не приходилось. Затем она стихла, я открыл глаза и взглянул на лица стоящих рядом браминов. Их было трое, в обычных белых хирургических халатах и марлевых масках. Сами они утверждают, что носят маски, предохраняя нас от инфекции, но каждый солдат знает правду, под масками они прячут лица. Не хотят, чтобы их опознали.
10
Пер. изд.: Sheckley R. If the Red Slayer. Store of Infinity. New York, Bantam, 1960.
Я был все еще по уши напичкан обезболивающими, поэтому в памяти мелькали лишь обрывки воспоминаний.
— Долго я пробыл покойником? — спросил я.
— Часов десять, — ответил один из браминов.
— Как я умер?
— Разве ты не помнишь? — удивился самый высокий из них.
— Еще нет.
— Тогда слушай, — сказал высокий. — Ты со своим взводом находился в траншее 2645Б-4. На рассвете вся ваша часть пошла в атаку, чтобы захватить следующую траншею. Номер 2645Б-5.
— А потом? — спросил я.
— Ты нарвался на несколько пулеметных пуль. Тех самых, нового типа — с шоковыми головками. Теперь вспомнил? Одна попала в грудь, три в ноги. Когда тебя отыскали санитары, ты уже был мертв.
— А траншею взяли?
— На этот раз нет.
— Ясно.
Анестезия слабела, память быстро возвращалась. Я вспомнил парней из своего взвода. Вспомнил нашу траншею. В старушке 2645Б-4 я просидел больше года, и обжили мы ее как дом родной. Противник пытался ее захватить, и наша утренняя атака на самом деле была контратакой. Вспомнил, как пулеметные пули рвали меня на куски и какое я при этом испытал восхитительное облегчение. И тут я вспомнил кое-что еще…
Я поднялся и сел.
— Эй, погодите-ка!
— В чем дело?
— Я думал, через восемь часов человека уже не оживить, это предел.
— С недавних пор мы стали искуснее, — ответил один из браминов. — Мы все время совершенствуемся, и теперь верхний предел — двенадцать часов, лишь бы мозг серьезно не повредило.
— Что ж, радуйтесь, — буркнул я. Теперь память вернулась ко мне полностью, и я понял, что произошло. — Только со мной у вас ошибочка вышла. И немалая.
— Что еще за претензии, солдат? — осведомился один из них. Офицерские интонации ни с чем не спутаешь.
— Посмотрите на мой личный знак.
Он посмотрел. Его лоб — единственное, что не закрывала маска, — нахмурился.
— Да, необычная ситуация, — протянул он.
— Необычная, — согласился я.
— Видишь ли, — пояснил он, — в траншее было полно мертвецов. Нам сказали, что все они новобранцы, по первому разу А приказано было оживить всех.
— И что, нельзя было сперва взглянуть на личный знак?
— Мы устали — слишком много работы. Да и время поджимало. Мне действительно очень жаль, рядовой. Если бы я знал…