Книга 2. Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам
Шрифт:
Действительно, в США началась серия запусков космических аппаратов «Пионер». Для этих аппаратов в 1958-1959 годах использовались ракеты-носители, у которых первая ступень (с ЖРД) была заимствована у боевой ракеты «Юпитер», а три следующие ступени были твердотопливными. Первые пуски были неудачными, но мы понимали, что американские ракетчики наступают нам на пятки. Ракета «Юпитер» разрабатывалась в США под руководством фон Брауна.
По этому поводу Королев с удовлетворением заметил, что американцы до сих пор не могут обойтись без немцев, а сами ходят в коротких штанишках.
Келдыш и Королев неоднократно вызывались к Хрущеву, который придавал исключительное значение политической стороне космических успехов.
На
Работы над боевыми уже летающими ракетами Р-7, Р-7А и новыми проектами требовали исключительного напряжения. Военные справедливо упрекали нас в недостаточной надежности, длительном цикле подготовки к пуску и невысокой точности. Мы сами прекрасно понимали эти недостатки.
При использовании ракеты в качестве носителя космического аппарата к двум основным ракетным ступеням боевой Р-7 добавлялась третья, а в перспективе, и четвертая, нужные только для космических пусков. Ракета-носитель космического аппарата оказывалась таким образом более сложной и менее надежной, чем ракета-носитель боевого ядерного заряда.
Ракете Р-7 доверили в ее первородном двухступенчатом варианте вывести первый ИСЗ только на шестом пуске. В трехступенчатом она тщательно проверялась, многократно летала с макетами и собаками, прежде чем ей доверили первого человека.
В четырехступенчатом варианте ракету-носитель под индексом 8К78 сразу нагрузили автоматической межпланетной станцией (АМС) 1М, перед которой стояла задача исторического значения – пролететь вблизи Марса. Было страстное желание опередить американцев и первыми в мире ответить на вопрос: «Есть ли жизнь на Марсе?» Не меньшую славу обещала принести новая ракета-носитель и открытием тайны Венеры. Что скрывается под ее непроницаемым для земных астрономов облачным покровом? Мы спешили, очень спешили.
Возможность быстрого создания автоматических межпланетных станций и четвертой ступени для Р-7 до выхода на Королева с конкретными предложениями обсуждалась Мишиным, Тихонравовым, Бушуевым, Раушенбахом и мною. Тихонравов с проектантами – Рязановым и Максимовым – исследовали возможные компоновки и потребные веса. Раушенбах с Легостаевым, Башкиным и Князевым изобретали – подчеркиваю, именно изобретали – схемы ориентации для проведения коррекций, наведения фотоаппаратов на планеты и остронаправленной антенны на Землю. Отрываясь от захлестывающего потока текущих дел по ракете Р-9, кораблям-спутникам и повторным пускам к Луне, я часто обсуждал в НИИ-885 с Рязанским и Богуславским варианты радиосистемы для связи и получения информации с расстояний в сотни миллионов километров. Только что мы гордились рекордом дальности связи чуть более 300 тысяч километров, а теперь надо гарантировать 300 миллионов километров. Среди электриков нашлись два энтузиаста – Александр Шуруй и Виталий Калмыков, которым я поручил вместе с проектантами обсудить проблему системы электроснабжения на год полета и, это я потребовал ультимативно, проектировать единую комплексную электросеть всего АМСа. Герман Носкин с Николаем Рукавишниковым получили задание придумать такое ПВУ, чтобы была возможность оперативно задавать разные временные последовательности команд на борту. К сожалению, мы внедрили этот прибор только после отказа ПВУ разработки СКБ-567 на «Венере-1».
Михаил Краюшкин, считавший вместе со своими фанатиками-»антенщиками», что вся сила радиотехники в антеннах, после неуверенной связи при передаче фотографии обратной стороны Луны, мечтал создать первую космическую параболическую остронаправленную антенну.
Мишин с Бушуевым поручили Святославу Лаврову с Рефатом Аппазовым продумать оптимальную схему межпланетного перелета. Эту работу по просьбе Тихонравова параллельно в ОПМ начал и Дмитрий Охоцимский. Очень быстро выяснилось, что ни один из появляющихся в ближайшее время вариантов трехступенчатой Р-7 не способен вывести к Марсу или Венере сколько-нибудь приличную массу. А нам уже тогда было ясно, что до второй космической скорости потребуется разогнать ну никак не менее полутонны!
Мишин первый загорелся идеей водрузить на трехступенчатой «семерке» еще одну – четвертую – ступень. Открывалась возможность реализовать идею создания нового кислородно-керосинового двигателя для этой ступени.
Самым трезвомыслящим среди нас – заместителей Королева -считался Сергей Охапкин. Он отвечал за работу конструкторских отделов, выпуск основной рабочей документации для производства, непосредственно занимался проблемами прочности конструкции ракеты. Даже он без колебаний согласился с идеей четвертой ступени.
Весь январь 1960 года прошел в обсуждении дальнейших космических программ.
Сразу после Нового года, 2 января, Келдыш, Королев, Глушко и Пилюгин были вызваны к Хрущеву. Хрущев был очень агрессивно настроен и сказал, что нам успехи в космосе сейчас не менее важны, чем создание боевых ракет. Он распалился и пригрозил: «Дела у вас идут неважно. Скоро вас будем драть за космос. В США широко развернуты работы и они могут нас обогнать». Эти слова Хрущева СП воспроизвел по своей записи 3 января на совещании, на которое были приглашены Келдыш, все главные конструкторы и заместители Королева. Началась сумбурная дискуссия по космической программе на этот и ближайшие годы. Келдыш настаивал на еще одном луннике Е-2Ф, на котором предусматривалась более совершенная техника фотографирования и передачи картинок обратной стороны t Луны. Я возражал против этой работы, мотивируя загрузкой по программе Марса и Венеры. Эту новую программу мы сокращенно именовали «MB». Королев добавил: «Не забывайте, что есть еще и „Восток“«. Так, ни до чего не договорившись, все разошлись.
7 января Келдыш собрал большой межведомственный совет по Е-2Ф и MB. По Е-2Ф договорились, что задачи ограничиваются только фотографированием. Срок на согласование задания оттянули, но пуск наметили в апреле. По MB впервые начали серьезно разбираться, что к чему. Докладывали Охоцимский, Лавров, Крюков, Раушенбах, Ходарев, Рязанский и Пилюгин, каждый по своей части и пока еще только о своих предварительных соображениях. СП после совещания усадил в свою машину меня и Крюкова. В сильных выражениях он высказался в том смысле, что мы, его заместители, до сих пор не разобрались, кто и за что отвечает в программе MB, не координируем работу, а эти «идеалисты у Келдыша» хотят, чтобы пуск был уже в сентябре этого года.
9 января Устинов провел заседание военно-промышленной комиссии с нашим отчетом о ходе работ по «Востоку» и тяжелому спутнику-фоторазведчику. Будущему фоторазведчику уже было присвоено название «Зенит». Отчитывались Бушуев и директор завода Турков. Срыв сроков относительно утвержденного Устиновым графика составлял от трех до четырех месяцев. Хотя во многом в срыве сроков были виноваты наши смежники, огонь беспощадной критики пришелся по ОКБ-1.
«Это важнейшее средство, – сказал Устинов, – с помощью которого мы способны вести разведку. Нет более важных задач в настоящее время». Здесь он явно намекал Королеву на увлечение программой пилотируемых полетов. Королев сидел, сильно насупившись, и молчал. Устинов внешне обрушился на меня, Бушуева и Туркова, но было понятно, что фактически огонь ведется по Королеву, который не может сам управиться со своими заместителями.