Книга 3. Ракеты и люди. Горячие дни холодной войны
Шрифт:
О том, что было найдено на месте падения, подробно рассказал Цыбин, которого Мишин сразу вызвал в Орск для помощи группе наших специалистов по СА и в качестве официального представителя ЦКБЭМ.
Цыбин, прилетевший с ним Сергей Анохин и все их спутники были подавлены не только самим фактом гибели Комарова, но и тем, что они увидели на месте падения.
– Во время войны каких только сгоревших самолетов я не насмотрелся, – говорил Анохин, – но то, что мы увидели, не идет ни в какое сравнение. Перекись водорода оказалась гораздо страшнее бензина.
При ударе о землю произошел взрыв и начался пожар. В баках СА сохранилось около тридцати килограммов концентрированной перекиси водорода, служившей рабочим телом для двигателей
После того как были извлечены все остатки деталей конструкции и приборов, включая капсулу с цезием – источником гамма-излучения, на месте падения в присутствии членов Госкомиссии был насыпан небольшой холмик. Анохин снял свою форменную летную фуражку и возложил ее на вершину этого памятного земляного знака.
Евгений Уткин, руководивший нашей группой в службе поиска, доставил с места аварии остатки «Союза-1» в Подлипки. Они были разложены в помещении КИСа. Зрелище было ужасающее. Оплавленные и обгоревшие приборы были настолько деформированы и смешаны с землей, что даже их авторам трудно было разобрать, что есть что.
Наибольший интерес для разработки версий представляли записи магнитной пленки, хранящейся в бронекассете телеметрической системы «Мир-3». Однако Сулимов и Комиссаров, которых все убедительно просили любыми усилиями восстановить записи этого «черного ящика», сказали, что кассета оплавлена и запись на остатках пленки расшифровке не поддается. Для нас, электриков, это было тяжелым ударом. Только телеметрия «Мира-3» могла доказать, что все команды автоматики выдавались и доходили до адресата. Основной парашют был оплавлен внутри контейнера. Вытяжной, тормозной и запасной сохранились.
Работа подкомиссий продолжалась более месяца. В процессе работы комиссий мне пришлось близко познакомиться с заместителем Главнокомандующего ВВС Михаилом Мишуком. Он оказался человеком на редкость эрудированным и в отличие от многих своих коллег способным к нестандартному мышлению. С ним и как с человеком, и как со специалистом по проблемам авиационной надежности было интересно и приятно общаться. Импонировала и его объективность. Он не делил людей на «своих», то есть авиационных специалистов, и «чужих» – ракетчиков и «космиков». Очень тщательно и объективно все остатки корабля исследовали специалисты НИИЭРАТ – такое название носил институт эксплуатации и ремонта авиационной техники. Расследования почти всех авиационных катастроф проходили через руки специалистов этого НИИ. Они имели богатейший опыт и первыми ответили на мучивший электриков вопрос, подтвердив, что все пиропатроны сработали от электрических команд, а не от высокой температуры при пожаре.
Подкомиссии изучили тысячи листов документации, провели множество экспериментов и расчетов. СА с парашютами продувались в трубах ЦАГИ. В Феодосии сбрасывались макеты с выпущенными тормозным и запасным парашютами. Однозначно было установлено, что основной парашют не вышел из своего контейнера, а запасной был вытянут, но не наполнился. Наиболее вероятной причиной невыхода основного парашюта, по заключению комиссии, явилась недостаточность усилия тормозного парашюта. Причиной ненаполнения запасного парашюта явилось аэродинамическое затенение его неотстреленным тормозным парашютом ОСП. Возможность их одновременной работы ранее не проверялась. Причина недостаточности усилия тормозного парашюта объяснялась комиссией тем, что за счет перепада давления контейнер ОСП деформировался и сжимал упаковку парашюта так, что потребное для вытягивания усилие существенно превосходило тягу, развиваемую тормозным. На вопрос, почему этого не заметили при всех отработочных сбросах, ответы были не очень убедительные. Что касается 7К-ОК № 3 «Космос-140», то перепада не было, так как после прогара днища СА разгерметизировался. Убедительно объяснить нормальную работу ОСП при испытательных сбросах с самолетов во время работы комиссий не удалось.
Независимо от всех подкомиссий бригада специалистов нашего завода, оставшаяся на полигоне, решила провести свой эксперимент. У них были основания для сомнений. Они открыли люк ОСП, вытянули тормозной парашют, подцепили его стропы к подъемному крану через динамометр и начали подъем для замера усилия, при котором начнет выходить упаковка основного парашюта. Каково же было удивление, когда оказалось, что массы СА в 2800 килограммов не хватало. А ведь при этом контейнер никакому перепаду давления и, следовательно, сдавливающей укладку парашюта деформации не подвергался. Об этом эксперименте они комиссии не доложили.
В общей сложности комиссия понаписала столько рекомендаций по повышению надежности, что на их реализацию не хватило бы и года.
Основным мероприятием было изменение формы, увеличение объема и повышение жесткости контейнера ОСП. Эдуард Корженевский заподозрил еще одну причину – шероховатость внутренней поверхности контейнера, вдобавок ко всему прочему сила трения могла быть очень большой. По его предложению внутреннюю поверхность решили полировать. Умный и опытный конструктор Корженевский возможно догадывался еще о чем-то. Психологически очень эффективным мероприятием было пооперационное фотографирование всего процесса укладки парашютных систем. Внесли, как это бывает в таких случаях, изменение и в логику автоматики управления, изменили циклограмму, высказали много рекомендаций в адрес организации управления полетом.
Было предложено устранить двоевластие при управлении. Командовать впредь должна только ГОГУ из Евпатории. Самым важным итогом деятельности комиссии было решение о предварительной проверке всех ее рекомендаций при беспилотных пусках.
Мы получили возможность провести до 50-летия Октября по меньшей мере пуски двух 7К-ОК в беспилотном режиме для проверки автоматического сближения и надежности процесса посадки. Последующие пуски доказали, что разработанные мероприятия были правильными. Ни единого отказа парашютных систем с тех пор и по сие время не было.
И тем не менее… Много лет спустя, когда прибегать к репрессиям «по истечении срока давности» не имело смысла, была высказана еще одна, может быть, наиболее достоверная причина катастрофы, не зафиксированная ни одной из подкомиссий. Ограниченный круг людей на нашем заводе догадывался, но счел за благо молчать. Тем более, что этой причиной было нарушение технологии, устранить которую на будущее не составляло никаких трудностей. Согласно штатной технологии, после обмазки спускаемого аппарата теплозащитным покрытием он помещался в автоклав, в котором при высокой температуре происходила полимеризация синтетических смол, являющихся составной частью теплозащиты. В отступление от утвержденной технологии все СА до № 4 и № 5 поступали в автоклав без парашютных контейнеров. Как это часто бывает, изготовление контейнеров по срокам отставало от всего корпуса. Это было, казалось бы, безобидное нарушение технологического процесса. Для беспилотных пусков такое отступление допускалось. Для самолетных испытаний макеты СА просто обклеивали пенопластом, без всякой теплозащиты. Поэтому операция в автоклаве не требовалась.