Книга 4. Никс

Галушкин Алексей Юрьевич

Прицепил хорошенько к шпангоутам своей яхты новые трофеи и отправился к себе – отдыхать. Хотя день физически и не трудный оказался, даже несмотря на то, что каждый выход в открытый космос уже сам по себе героизмом являлся, основную усталость я получил не от этого. Такой фрустрации я давно не ощущал. Я ведь в душе уже практически обратно на Землю вернулся. Вот честное слово, с американцами так всегда, понадеешься

на них, а там одна подстава.

Короче говоря, переживал я сильно. Надо было расслабиться. Тем более, что кроме аккумуляторов я прихватил с собой контейнер длительного хранения со съестными припасами – это у них типа сухого пайка для спасательной шлюпки было, если в морской терминологии думать. Им точно не пригодится, а мне в счет компенсации морального ущерба. Короче говоря, там было кое-что интересненькое, что могло хоть как-то приподнять мой пошатнувшийся настрой в сложившейся ситуации.

Этот контейнер я и у себя решил за бортом на улице хранить, но на ужин себе из него кое-что прихватил: виски и традиционный фастфуд – хоть шерсти клок с хваленого NASA. Свежезамороженные бургеры и пицца – это по мне, куда интереснее тюбиков какой-то непонятной витаминизированной жижи. Пеперони была восхитительна, особенно в комплекте с семилетним виски.

Много ли человеку надо для восстановления ощущения счастья? Собственно, как и для входа в состояние Драхмакайи или как там оно правильно по-человечески зовется. Пара-тройка стаканчиков и я уже снова вполне доволен своей жизнью.

Как правильно заметил один тибетский Лама – «Единственное, что может быть счастливым, это ум: то, что смотрит нашими глазами и слушает нашими ушами в данный момент…»²⁰, то есть по его мнению, внешние факторы – это все ерунда. Только я вот с ним сейчас был полностью не согласен, так же, как и мой сытый и довольный животик.

Думаю, что именно ко мне бы, а вовсе не к нему, разглагольствующему на семинарах в Швейцарии, присоединились миллионы голодающих землян, предпочтя капиталистической теории развешивания лапши на уши, хороший практический кусок пиццы к себе в рот. Все потому что на голодный желудок рассуждать о чем-то вечном и более истинном, чем обед, не слишком сподручно. Собственно, так же, как и увещевать с форума для топ-банкиров в Швейцарии голодных нищих из третьих, четвертых и какие там еще бывают стран недоразвитого мира. Ведь «проповедь читать легче, чем быть святым»²¹ – факт известный.

Но я был совсем не голоден, не трезв и не на Женевском озере, а в полной Нирване, которая постепенно перетекала в видение миров иных, чем наша скромная трехмерная с небольшим десятичным хвостиком действительность, под мотивы старой доброй песни из моей юности:

«Эти желтые розы,

В нежном свете заката,

Как прощальные слезы,

Как прощальные слезы.

Может встретились поздно

Мы с тобою когда-то.

Нам оставила память

Желтые розы.»²²

Вот как сидел я на пригорке, вертел в руках желто-красный цветок и смотрел куда-то в закат. Нет, пожалуй, это вовсе не закат был никакой, полярное сияние в желтых тонах на розовом фоне.

«Вот также в тот далекий день

Вокруг цвела Земля…

Эти желтые розы

В нежном свете заката,

Как прощальные слезы…»²³

Что-то, да как-то слишком плаксиво-уныленько с мотивом выходило. Да я еще палец шипом уколол, пока цветки обдирал. Эта Роза была жестче колючей проволоки – пробила даже силовое защитное поле моего божественного костюма.

Да вообще, никакая это не Роза вовсе – злая пародия. Для полного счастья ей в комплект не хватает лишь злобного генетического клона Овечки Долли. И только я о ней подумал, как получил увесистый удар в спину и кувырком полетел в ямку, с которой так долго в прошлый раз выбирался.

Хорошо еще там все мхом поросло, а то при таком тяготении даже в защитных полях приложится лицом о камни было бы печальненько, а так только мох на вкус попробовал. Не вкусно, как стекловата из утепления. Хотя я ее не пробовал, но все-равно полагаю, что-то же самое.

Встав на четвереньки, хотел посмотреть на того, кто решил надо мной поиздеваться. Но не успел. Потому что снова получил удар, только теперь уже прямо под зад, да так, что снова проехался моськой по мху и растянулся метрах в пяти. Тьфу ты, опять этот невкусный пресный мох!

Конец ознакомительного фрагмента.