Книга Мирдада
Шрифт:
Подобно Земле, будьте тихи и плодородны. Превратите нечистоты человеческих сердец в здоровье и красоту.
Будьте свободны и текучи, как воздух. Меч, который хотел бы вас поразить, в конце концов, потускнеет и заржавеет. Рука, что хотела вас уничтожить, в конце концов, устанет и остановится.
Мир, не зная вас, принять вас не может. Поэтому он и встречает вас рычанием. Но вы, зная мир, принять его можете. Поэтому вам следует успокоить его вражду своей добротой, затопить его клевету любящим Пониманием.
И с Пониманием наступит день.
Так учил я Ноя.
Так учу
Наронда: Семерка учеников оставалась в молчании. Ибо мы уже знали, что всякий раз, когда Учитель заканчивает словами “Так учил я Ноя”, это служит сигналом того, что он более не желает говорить.
Наронда: Как-то раз, когда Семерка вместе с Учителем возвращалась из Гнезда Орла, все увидели Шамадама, стоящего у ворот, размахивающего листом бумаги над человеком, простершимся у его ног, и услышали, как он гневно кричит: ”Твои преступления истощили мое терпение. Я не могу больше откладывать. Плати немедленно, или пойдешь в тюрьму”.
В человеке мы узнали Рустидиона, одного из многих арендаторов Ковчега, который задолжал некоторую сумму денег. Он был отягощен лохмотьями в той же мере, что и годами. Он умолял Хозяина отложить выплату долга, так как недавно потерял единственного сына, да еще единственную корову в придачу, в результате, его пожилую жену разбил паралич. Но сердце Шамадама никак не смягчалось.
Учитель подошел к Рустидиону и, мягко тронув рукой, сказал,
МИРДАД: Встань, мой Рустидион. Ведь ты тоже образ Божий. И не престало образу Божиему бить поклоны перед какой-то тенью. (Потом, обратившись к Шамадаму)
Покажи мне расписку.
Наронда: Шамадам, такой яростный еще мгновение назад, к всеобщему изумлению, вдруг стал тих, как послушная овечка, и кротко передал бумагу в руки Учителя. Учитель взял ее и долго рассматривал. Шамадам же стоял и тупо смотрел, как зачарованный.
МИРДАД: Основатель Ковчега не давал денег в долг. Разве он завещал тебе деньги, чтобы ты отдавал их в рост? Разве он завещал тебе торговлю движимостью, или землю для сдачи в аренду, чтобы ты извлекал из этого доход? Завещал ли он тебе пот и кровь твоих братьев, завещал ли он тебе отправлять в тюрьму тех из них, чей пот ты выжал досуха, чью кровь выпил до капли?
Он тебе завещал Ковчег, алтарь и свет. И ничего больше. Ковчег - это его живое тело. Алтарь - его неустрашимое сердце. Свет - его горячая вера. Именно это он повелел тебе хранить в неприкосновенности и чистоте посреди мира, пляшущего под дудку Смерти и погрязшего в болоте беззакония из-за потери веры.
А чтобы телесные нужды не вредили твоему духу, тебе было позволено жить за счет подаяния верующих. И никогда, со времен основания, Ковчег не страдал от недостатка подношений.
И вот! Теперь ты эту милостыню превратил в проклятие, и для себя и для давшего ее. Ибо ты порабощаешь щедрого его же дарами. Ты изготовил бич для них из тех самых нитей, что они сплели для тебя. Ты раздел их донага, пользуясь той одеждой, что они соткали для тебя. Ты моришь их голодом, пользуясь тем хлебом, что они испекли для тебя. Ты соорудил для них тюрьму из тех самых камней, что они обтесали для тебя. Ты соорудил им ярмо и гробы из дерева, что они же доставили тебе для обогрева. Ты даешь им в рост их собственный пот и кровь.
Ибо, что такое деньги, как не пот и кровь людей, отлитые хитрецом в монеты, чтобы легче было их заковать в кандалы? И что такое богатство, как не пот и кровь людей, скопленные теми, кто не очень сильно потел и потерял немного крови, чтобы сильнее нагрузить спины тех, кто отдал много пота и крови?
Горе, горе тому, кто лишил себя разума и сердца, и убивает все дни и ночи, трясясь над богатством! Ибо они не ведают, что накопили.
Пот проституток, убийц и воров, пот туберкулезных, прокаженных и парализованных, пот слепых, увечных и бессильных вперемешку с потом пахаря и его быка, пастуха и его овец, косаря и жнеца, - вот что, и еще большее, хранится в закромах богатого.
Кровь сироты и плута, деспота и мученика, преступника и судьи, грабителя и ограбленного, кровь палача и казнимого, кровь вымогателей и обманщиков вместе с кровью тех, у кого они вымогали и кого обманывали, - вот что, и еще большее, хранится в закромах богатого.
Да, горе, горе тем, чье богатство и прибыль - пот и кровь других людей! Ибо в конце цена крови и пота будет взыскана. И цена будет ужасной, взыскание будет устрашающим.
Давать взаймы, да еще в рост! Это такая наглая неблагодарность, что на нее больше нельзя смотреть сквозь пальцы.
А чем вы обладаете, чтобы дать взаймы? Разве не является даром сама ваша жизнь? Разве Бог поставил вам какие-то условия за Свой дар, потребовал прибыли, которую вам было бы нужно оплачивать?
Разве этот мир не является всеобщим достоянием, где каждый человек и каждая вещь обладает тем, что имеет, для поддержания целого?
Разве в долг поет для вас жаворонок, и журчат весной ручьи?
Разве в долг вам дает свою тень дуб и сладкие финики пальма?
Разве в долг вам дает шерсть овца и молоко корова?
А облако посылает вам дождь, а Солнце свет и тепло?
Чем бы была ваша жизнь без всего этого и мириад других вещей? И кто из вас может сказать, какой человек, какая вещь вносит наибольший вклад, а какая наименьший в сокровищницу мира?
Можешь ли ты, Шамадам, подсчитать, каков вклад Рустидиона в сокровища Ковчега? И все же ты хотел бы дать ему в долг его же вклад, может быть совсем не пустяковый, да еще вдобавок извлечь прибыль. И все же ты хотел бы засадить его в тюрьму и сгноить там?
Какой прибыли ты требуешь от Рустидиона? Разве не видишь ты, насколько выгодным для него, оказалось, взять в долг у тебя? Какой еще большей платы ты можешь потребовать, чем смерть сына, смерть коровы и паралич жены? Какой большей прибыли ты можешь потребовать, чем эти ветхие лохмотья на согбенной спине?
Протри свои глаза, Шамадам. Проснись, прежде чем и с тебя потребуют выплатить все долги с процентами. Ведь ты не сможешь. И тогда тебя поволокут в тюрьму и оставят там гнить.
То же я говорю и вам, спутники. Протрите свои глаза и проснитесь.