Книга мудрости. Беседы по Семи Искусствам Тренировки Ума Атиши
Шрифт:
Ребенок приносит в себе сомнение — это внутреннее, это естественное. Именно из-за сомнения он исследует, это из-за сомнения он спрашивает. Сходите с ребенком на утреннюю прогулку в лесу, и он задаст так много вопросов, что вы почувствуете усталость, что вам захочется, чтобы он замолчал. Но он продолжает спрашивать.
Откуда приходят эти вопросы? Они естественны в ребенке. Сомнение — это внутренний потенциал; только таким способом ребенок способен исследовать, изучать и искать. Ничего неправильного нет в этом. Ваши священники лгали и лгут вам, что в сомнении есть что-то неправильное. Ничего неправильного в этом нет. Это естественно, и это необходимо допускать и уважать. Когда вы уважаете ваше сомнение, оно больше не рана; когда вы отвергаете его, оно становится раной. Пусть это будет очень ясным: сомнение само по себе не рана. Это огромная помощь, ибо это сделает вас искателем приключений, исследователем. Это поведет вас к удаленнейшей звезде в поисках истины, это сделает вас пилигримом. Это не болезненно — сомневаться. Сомнение прекрасно, сомнение невинно, сомнение естественно. Но священники веками осуждают это. Из-за их осуждения сомнение, которое могло бы стать цветением доверия, стало просто зловонной раной. Осуждайте что-то, и это становится раной, отвергайте что-то, и это становится раной.
Мое учение: первое, что должно быть сделано, Мохан Бхарти — не стремиться верить. Зачем? Если есть сомнение, значит, сомнение есть! Нет необходимости скрывать его. Пустите его, помогите ему, пусть оно станет желанным гостем. Пусть оно станет тысячью и одним вопросом, и в конце концов вы увидите, что это не вопросы, относящиеся к чему-то, это вопросительный знак! Сомнение не есть поиск веры, сомнение — это просто нащупывание тайны, напряжение всех сил, чтобы познать непознаваемое, постичь непостижимое — нащупывающее усилие.
И если вы продолжаете искать, исследовать, не набивая себя привнесенными верами, произойдут две вещи. Первое вы никогда не будете скептиком. Помните: сомнение и неверие — не синонимы. Неверие случается, только если вы уже поверили, когда вы уже обманули себя и других. Неверие приходит, только когда вера вошла внутрь; оно тень веры.
Все верующие являются неверующими — они могут быть индуистами, они могут быть христианами, они могут быть джайнами. Я знаю всех их: все верующие являются неверующими, ибо вера приносит неверие, оно тень веры. Можете ли вы верить без неверия? Это невозможно; этого нельзя сделать по природе вещей. Если вы хотите не верить, первая потребность — верить. Можете ли вы верить без того, чтобы какое-нибудь неверие не прошмыгнуло с черного хода? Или можете ли вы не верить без того, чтобы на первом месте не было какой-нибудь веры?
Веруйте в Бога, и немедленно входит неверие. Веруйте в жизнь после смерти, и возникает неверие. Неверие вторично, вера — первична.
И, Мохан Бхарти, то, что ты хочешь сделать — это то, чего хотят миллионы людей в мире — они не хотят быть неверующими, они хотят быть только верующими.
Я не могу помочь; никто не может помочь. Если вы стремитесь только верить, вы должны будете также страдать и от неверия. Вы будете оставаться раздельными, вы будете оставаться расколотыми, вы будете оставаться шизофреничными. У вас не может быть ощущения органического единства; вы сами запретили ему случиться.
Что я предлагаю? Первое: отбросьте верование. Пусть верования будут отброшены, все они — мусор! Доверяйте сомнению — таково мое предложение — не стремитесь скрыть его. Доверяйте сомнению. Это первая вещь, что приносится в ваше существо: доверяйте вашему сомнению. И взгляните на его красоту — как прекрасно пришедшее доверие.
Я не говорю — верить, я говорю — доверять. Сомнение — это естественный дар; оно должно быть от Бога — откуда еще оно может быть? Вы приносите сомнение с собой; доверьтесь ему, доверьтесь любознательности. И не спешите втирать очки и скрываться под заимствованными у кого-то верами — от родителей, от священников, от политиков, от общества, церкви.
Ваше сомнение есть нечто прекрасное, потому что оно ваше; это нечто прекрасное, потому что оно подлинно. Из этого подлинного сомнения однажды вырастет цветок подлинной истины. Это будет внутренним ростом, это не будет навязано извне.
Вот разница между верой и доверием: доверие растет в вас, в вашем внутреннем мире, в вашей субъективности. Правильно и внутреннее сомнение, и доверие. А только внутреннее может изменить внутреннее. Вера — извне; она не может помочь, потому что она не может достичь самой внутренней сердцевины вашего существа, а это значит, что есть сомнение.
Откуда начать? Доверьтесь вашему сомнению. Вот мой способ принести доверие. Не верьте в Бога, не верьте в душу, не верьте в загробную жизнь. Доверьтесь вашему сомнению, и немедленно начнется преображение. Доверие — настолько мощное средство, что даже если вы доверяете вашему сомнению, вы привнесли в него свет. А сомнение подобно тьме. Это маленькое доверие сомнению начнет изменять ваш внутренний мир, вашу внутреннюю сцену.
И спрашивайте! Зачем бояться? Зачем быть таким трусом? Спрашивайте, спрашивайте всех Будд, спрашивайте меня, потому что если это истина, истина не боится ваших вопросов. Если Будды истинны, они истинны; вам не нужно верить в них. Продолжайте сомневаться в них. Все же однажды вы увидите, что доверие появится.
Когда вы сомневаетесь, продолжайте сомневаться до самого конца, до самого логического конца, и рано или поздно вы наткнетесь на истину. Сомнение есть дорога ощупью в темноте, но дверь существует. Если Будда смог найти дверь, если Иисус смог найти дверь, если я могу найти дверь, почему не можете вы? Каждый способен найти дверь — но вы боитесь брести ощупью, так что вы сидите в своей темной камере, веруя в кого-то, кто нашел дверь. Вы не видели этого кого-то, вы слышали от других, которые слышали от других, и так далее, и тому подобное.
Как вы верите в Иисуса? Почему? Вы не видели Иисуса! И даже если и видели, вы должны были его упустить. В день когда он был распят, тысячи собрались посмотреть на него. А знаете ли вы, что они делали? Они плевали ему в лицо! Вы могли быть в этой толпе, поскольку эта толпа совершенно не изменилась. Человек не изменился.
Дарвин говорит, что человек произошел от обезьяны Может быть — но с тех пор эволюция, кажется, остановилась. Это, наверное, был несчастный случай, некая обезьяна свалилась с дерева и не смогла вернуться обратно. Может быть, она была сломлена или стала так бояться снова упасть, что начала жить на земле. А когда вы живете на деревьях, вы живете всеми своими четырьмя руками или четырьмя ногами, но когда вы живете на земле, вы должны стоять на двух ногах.
Поскольку обезьяна была способна с дерева смотреть во все четыре стороны... она всегда жила подобным образом, смотря во все стороны; это было не опасно, она могла видеть далеко. Раз она на земле, жить на четырех конечностях было опасно. Она не могла видеть все вокруг, она могла видеть только на два, три шага перед собой, и она испугалась — это не было ее образом жизни. Она жила всегда в безопасности на деревьях, видя все вокруг. Где бы ни был враг, она была настороже; она могла защитить себя. Она должна была встать на две ноги из чистого страха.