Книга оборотней

Бэринг-Гулд Сабин

Глава четвертая

О ПРОИСХОЖДЕНИИ СКАНДИНАВСКИХ ВЕРВОЛЬФОВ

Причины интереса к древнескандинавской литературе. — Облачение в медвежью и волчью шкуру. — Берсерк. — Ярость берсерка. — История Торира. — «Сага об Эгиле». — Квельдульв — Вечерний Волк. — Скаллагрим и его сын. — Об этимологии слов hamr и vargr. — Оборотни вне закона. — Превращение в вепря. — Некоторые выводы

Одной из основных причин интереса исследователей к древнескандинавской литературе является то, что ее изучение позволяет получить точные сведения об истоках различных суеверий, распространенных во всем мире. Скандинавская эпическая традиция прозрачна, словно воды фьордов, так же ясно и происхождение отдельных ее элементов.

Средневековая мифология, необычайно богатая и разнообразная, компилятивна по своей природе — ее можно сравнить со сплавом наподобие коринфской бронзы, в котором соединилось множество элементов, или с быстрой полноводной рекой, питаемой несколькими, порой весьма

удаленными друг от друга притоками. В средневековой мифологии смешались кельтские, тевтонские, скандинавские, италийские и арабские традиции, которые взаимно дополнили и обогатили друг друга, что существенно осложняет работу исследователя-мифолога.

Анджело Паччиукелли ^{22} пишет: «Анио впадает в Тибр — кристально чистые воды рек сливаются в общий поток, и Анио теряется в Тибре, образуя с ним единое целое». Такова и средневековая мифология. Любая национальная традиция, ассимилированная ею, становится ее неотъемлемой частью, утрачивая свою индивидуальность. Анализируя конкретный миф, исследователь не должен сразу обращаться к средневековому этапу его генезиса. Вместо этого следует изучить более ранний этап, когда миф только зародился в недрах определенной традиции и еще не влился в общее русло средневековой мифологии. Именно этим мы и займемся. Обратившись к скандинавским мифам, мы найдем там богатейший материал по нашей теме, в происхождении которого сомневаться не приходится, — как не приходится сомневаться, например, геологам в ледниковом происхождении моренных обломков. Изучив скандинавские саги, можно выявить истоки веры в оборотней, бытовавшей среди викингов, что, в свою очередь, будет способствовать идентификации исконно скандинавских традиций в сложном комплексе верований, называемом средневековой мифологией.

У древних скандинавов был распространен такой обычай: воины одевались в шкуры убитых ими зверей, для того чтобы уподобиться им по силе и ярости и навести ужас на врагов.

О данном обычае речь идет в некоторых сагах, причем, судя по тексту источников, используемые при этом шкуры сами по себе не являются волшебными, а скорее выполняют функции, свойственные обычной одежде. Например, в «Саге о Ньяле» (Nj'ala)упоминается воин в козлиной шкуре (i geithedni).На службе у норвежского конунга Харальда Прекрасноволосого (Харальд Хорфагер) состояли берсерки, которые носили волчьи шкуры, причем слово ulfliednir,буквально обозначавшее «облаченный в волчью шкуру», иногда использовалось как антропоним. Так, в «Саге о Хёрде и островитянах» (Hardar saga ok H'olmvetja)говорится о некоем Бьёрне, «сыне Ульвхедина (Ulfhedin),носившего волчью шкуру, сыне Ульвхама (Ulfliamr)волкоподобного, сыне Ульва (Ulf) — волка, сыне Ульвхама (Ulfhamr) — оборотня».

Наиболее точные сведения о берсерках содержатся в «Саге о людях из Озерной Долины»: «Те берсерки, что назывались волкоподобными (ulfhednir),облачались в волчьи шкуры поверх одежды» (глава 16). Само слово «берсерк» (berserkr)первоначально, по-видимому, употреблялось для называния данной категории воинов, носивших звериные шкуры (судя по этимологии слова, по преимуществу медвежьи: berserkr — ср. англ. bearsark — букв. «медвежья рубашка, одежда из медвежьей шкуры»). Только потом оно стало обозначать особую группу воинов, обладавших сверхъестественной силой и способностью впадать в дикую ярость. Разумеется, мне известна весьма популярная на сегодняшний день гипотеза о происхождении слова «берсерк», предложенная Бьёрном Хальдорсоном: berserkr — ср. англ. bare of sark — букв, «голый, не носящий одежды». Однако, например, Свейнбьёрн Эгильссон ^{23} , чей авторитет кажется мне непререкаемым, считает точку зрения Хальдорсона ошибочной и придерживается мнения, которое разделяю и я.

Разумеется, одежда из волчьей или медвежьей шкуры была очень теплой и удобной, и воины, которым приходилось стойко переносить любую непогоду, не могли этого не оценить. Кроме того, шкура придавала берсеркам воинственный вид и должна была вселять ужас в сердца врагов, также она смягчала удары противников в бою.

Среди мирных жителей берсерки пользовались дурной славой: их боялись и ненавидели. Обычным делом для берсерка было вызвать какого-нибудь землевладельца на поединок. В соответствии с правом, действовавшим тогда в Норвегии, мужчина, отказавшийся принять брошенный ему вызов, должен был признать себя побежденным и передать во владение победителю всю свою собственность, в том числе жену, ибо трус недостоин обладать чем бы то ни было. Соответственно, бросая вызов мирному землевладельцу, берсерк в любом случае оказывался в выигрыше: если противник выходил на поединок, берсерк легко одолевал его, убивал и присваивал его имущество, если же тот отказывался сражаться, то терял право собственности. Берсерки приходили незваными на любые торжества и веселились от души, правда в несколько своеобразной манере: например, им ничего не стоило переломить хребет или раскроить череп кому-нибудь из гостей или хозяев праздника, если те имели несчастье вызвать их недовольство, а то и просто так, тренировки или забавы ради.

Учитывая все вышеизложенное, несложно понять, почему берсерки вселяли ужас в сердца мирных жителей. Страх перед этими головорезами в медвежьих и волчьих шкурах был настолько велик, что люди невольно начинали верить, будто берсерки обладают силой и яростью зверей, шкуры которых они носят.

Вера в сверхъестественную природу свирепых воинов со временем крепла, а легенды о них, которые крестьяне, дрожа от страха, пересказывали друг другу, обрастали все новыми подробностями. В конце концов этим нарушителям общественного порядка стали приписываться качества, которыми до той поры наделялись только тролли и ётуны ^{24} .

В «Саге о Волсунгах» есть упоминавшийся нами ранее фрагмент, когда Сигмунд и Синфьотли заходят в дом и видят там спящих воинов, над которыми висят волчьи шкуры. Если считать эти шкуры разновидностью одежды, то данный сюжет уже не кажется таким уж невероятным. В этом случае можно предположить, что на самом деле Сигмунд и Синфьотли взяли себе эти шкуры, чтобы их носить, совершив банальное воровство и отнюдь не собираясь превращаться в волков.

Аналогичным образом «Сага о Хрольве Жердинке», своим сюжетом отчасти напоминающая «Красавицу и чудовище», утрачивает свою фантастичность, если предположить, что Бьёрн, оказавшись в изгнании, поселился в горах и стал носить медвежью шкуру. Он заворачивался в нее весь, а если представить, что его голову закрывала голова медведя, то становится понятным, почему только глаза выдавали в нем человека, — только их и видно было сквозь медвежьи глазницы. Уже само имя героя — Бьёрн — является однокоренным к ber — «медведь», и волшебная фабула данной саги, очевидно, могла сформироваться в результате совпадения всех этих вполне реальных обстоятельств. В конечном счете, если исключить из повествования все элементы чудесного, сага превратится в историческую хронику о том, как конунг Хринг, правивший Уппдалиром, не поладил с сыном и тот стал берсерком, поселился в лесу со своей возлюбленной и жил там, пока его не убил собственный отец.

Мне кажется очень важной деталь, которая упоминается во всех аналогичных сагах: человека, перекинувшегося зверем, легко узнать по глазам, потому что его взгляд остается прежним. Логичнее всего объяснить эту особенность тем, что человек просто облачался в шкуру животного, становясь подобным зверю лишь внешне.

Был у мирных жителей Скандинавии и еще один повод для того, чтобы относиться к берсеркам с подозрением и считать их существами иномирными.

Ярость берсерков описана во вполне достоверных источниках, и представление о ней укоренилось в качестве стереотипа, связанного со скандинавскими воинами. Часто это явление интерпретировалось как форма дьявольской одержимости. По многочисленным свидетельствам, берсерки могли впадать в бешенство и тогда в них вселялись демоны, наделяя их сверхъестественной силой и побуждая совершать поступки, на которые они в обычной жизни были не способны. При этом берсерки становились неуязвимы и не чувствовали боли, совсем как янсенисты-конвульсионеры во время сборищ на кладбище Святого Медарда ^{25} . Разъяренных берсерков не брал ни огонь, ни меч — остановить их можно было разве что сильным ударом дубины, желательно по голове. Глаза взбешенного берсерка горели безумным огнем, зубы скрежетали, изо рта шла пена. В нетерпении перед битвой такие воины вонзали зубы в собственные щиты и якобы иногда даже прокусывали их насквозь. Когда же дело доходило до схватки, они бросались в бой с диким воем, словно волки или бешеные псы [19] .

19

Hie (Syraldus) septem filios habebat, tanto veneficiorum usu callentes, ut saepe subitis furoris viribus instincti solerent ore torvum infremere, scuta morsibus attrectare, torridas fauce prunas absumere, extructa quaevis incendia penetrare, nec posset conceptis dementiae motus alio remedii genere quam aut vinculorum injuriis aut caedis humanae piaculo temperari. Tantam illis rabiem sive saevitia ingenii sive furiarum ferocitas inspirabat. (У него (Сиральда) было семь сыновей, все могущественные колдуны, и они часто впадали в бешенство и дико выли, кусали свои щиты, глотали горячие уголья и проходили сквозь огонь; их ярость могла смягчить разве что крепкая цепь или кровопролитие. Причиной тому безумию был их собственный кровожадный нрав или злоба демонов, которые вселялись в них). — Saxo Gramm[aticus.Gesta Danorum] ( Саксон Грамматик.Деяния датчан), VII.

Историки Древней Скандинавии едины во мнении, что ярость берсерков стала проявляться реже после того, как эти воины приняли крещение. Распространение христианства привело к сокращению числа берсерков.

Не следует, однако, думать, что данная форма безумия или одержимости была присуща лишь тем, кто сам хотел впасть в такое состояние. В некоторых случаях подобными припадками бешенства страдали люди, совсем не желавшие этого. Например, в «Саге о людях из Озерной Долины» говорится о Торире, сыне Ингимунда, который «временами впадал в ярость берсерка, когда сам не ведал, что творит, и это было для него настоящим несчастьем».