Книга песчинок. Фантастическая проза Латинской Америки

Маркес Габриэль Гарсиа

Когда я услышал эту неожиданную реплику, я окончательно уверился, что передо мной сумасшедший. Но он, не дав мне передохнуть, продолжал:

— «Ай» — междометие, которым пользовались во все времена. Любопытно, что и у животных оно есть. У собаки, а она высшее позвоночное, у бабочки бражника мертвая голова. «Ай» выражает боль и страх. Именно странное насекомое, которое я только что назвал, обязанное своим именем черепу на щитке, напоминает о мрачной фауне, пользующейся этим междометием. Вряд ли нужно упоминать филина, этого беспутного обитателя первозданных лесов, этого ленивца, чье «ай» таит скорбь об утраченном

величии...

И вот, раззадоренный десятью годами неустанных трудов, я вознамерился разыграть перед цветами такое жестокое зрелище, которое произвело бы на них впечатление, но и это не помогло. И вот однажды... Подойдите и посудите сами.

Он наклонился вплотную к черным цветам, и мне пришлось сделать то же самое, и тогда — неслыханное дело — мне почудилось, что я слышу слабые стенания. Я быстро убедился в том, что да, это так. Цветы действительно жаловались, из их темных венчиков исходили тоненькие, напоминающие детский плач «ай». Внушение самым непредвиденным образом подействовало на них. Отныне всю свою недолгую жизнь они были обречены только плакать.

Я еще не пришел в себя от изумления, когда меня пронзила страшная мысль: я вспомнил, что в страшных сказках мандрагора, когда ее орошают детской кровью, тоже плачет, и, смертельно побледнев от ужасного подозрения, взглянул на садовника.

— Как мандрагора,— сказал я.

— Как мандрагора,— повторил он, побледнев еще сильнее, чем я.

Больше мы никогда не встречались. Но сейчас я уверен в том, что это был настоящий негодяй, колдун, какие бывали в старину, с их ядовитыми снадобьями и цветами, взращенными на невинной крови. Вырастит ли он, как рассчитывает, фиалку преисподней? И может быть, назвать его окаянное имя?..

ОРАСИО КИРОГА

(Уругвай)

КОРАБЛИ-САМОУБИЙЦЫ

Вряд ли можно встретить на морских просторах что-либо более ужасное, чем покинутые людьми корабли. Если днем вероятность встречи с ними невелика, то ночью блуждающий корабль не виден: сигналов на нем нет, и столкновение ведет к гибели обоих судов.

Эти корабли упрямо плывут по воле волн или ветра, если на них подняты паруса. Так бороздят они моря, прихотливо меняя свой курс.

Немало судов из тех, что в один прекрасный день не достигли порта, столкнулись на своем пути с каким-нибудь из этих безмолвных кораблей, плывущих наобум. Всегда, в любой момент есть вероятность неожиданной встречи с ними. К счастью, течения обычно заносят покинутые корабли в скопления саргассовых водорослей. И в конце концов здесь или там они находят вечное пристанище в водной пустыне до тех пор, пока их не разрушит время. Но на смену им приходят другие, занимая их место среди безмолвия, так что тихая и мрачная гавань никогда не пустует.

Главная причина бегства команды с этих кораблей — это, конечно, бури и пожары, которые оставляют после себя блуждающие черные скелеты. Но бывают и весьма загадочные причины, к которым можно отнести случай с «Марией Маргаритой», кораблем, вышедшим из Нью-Йорка двадцать четвертого августа тысяча девятьсот третьего года. Утром двадцать шестого «Мария Маргарита» вела переговоры с корветом, не сообщив ему никаких тревожных вестей. Спустя четыре

часа проплывавший мимо пакетбот, не получив ответа на свой запрос, спустил шлюпку, которая подошла к борту «Марии Маргариты». На корабле никого не было. На носовой палубе сушились тельняшки. Еще дымился камбуз. Иголка швейной машины замерла над шитьем, как будто еще минуту назад она работала. Не было ни малейшего признака борьбы или паники, все было в полном порядке. И... никого не было. Что же произошло?

В ночь, когда я услышал рассказ, о котором пойдет речь ниже, мы собрались на палубе. Пароход шел в Европу, и капитан рассказывал нам одну из своих морских историй, впрочем, весьма правдоподобную.

Женщины, поддавшись магии журчащих волн, с трепетом слушали. Нервные девицы невольно обращали внимание на хриплые голоса матросов на носу корабля. Одна очень молодая, только что вышедшая замуж женщина осмелилась спросить:

— Может, в этом виноваты орлы?

Капитан добродушно усмехнулся:

— Что, сеньора? Орлы, уносящие в когтях команду?

Все засмеялись, и молодая женщина, слегка смутившись, тоже.

К счастью, один пассажир знал кое-что об этом. Мы с любопытством посмотрели на него. Он был превосходным попутчиком: тихо восхищался увиденным, мало говорил и никому не докучал.

— О сеньор! Ну расскажите же нам! — умоляюще попросила молодая женщина, говорившая об орлах.

— Будь по-вашему,— согласился сдержанный господин.— В двух словах. В северных морях мы встретили однажды парусник, подобный «Марии Маргарите». Мы шли под парусами тем же курсом и догнали его. Необычный вид оставленного командой корабля (это всегда бросается в глаза) привлек наше внимание, и мы замедлили ход, наблюдая за ним. В конце концов спустили шлюпку. На борту никого не нашли, хотя все было в полном порядке. Последняя запись в бортовом журнале была сделана четыре дня назад, и ни о чем тревожном в ней не сообщалось. Мы даже еще немного посмеялись над пресловутыми внезапными исчезновениями.

Восемь членов нашей команды остались на борту, чтобы вести «новый» корабль. А мы как бы эскортировали его. Когда наступила ночь, он немного обошел нас. На следующий день мы догнали корабль, но на мостике никого не было. Снова спустили шлюпку и осмотрели его, но тщетно: все исчезли. В поле нашего зрения море было абсолютно спокойно. На камбузе еще кипел котелок с картошкой.

Как вы понимаете, суеверный ужас охватил наших людей. Справившись с замешательством, шестеро смельчаков решили занять место пропавших. Я был в их числе. Едва поднявшись на борт, мои товарищи решили выпить, чтобы избавиться от всякого беспокойства. Они сели в кружок и через час уже горланили песни.

Прошел полдень, миновало время сьесты. В четыре часа ветер утих, и паруса опали. Один из матросов подошел к борту и стал смотреть на маслянистое море. Некоторые слонялись по кораблю, уже без желания говорить. Кто-то уселся на бухту каната и снял тельняшку, чтобы зашить ее. Некоторое время он шил молча. Затем вдруг вскочил и протяжно свистнул. Его товарищи обернулись. Он посмотрел на них тупо и в то же время удивленно и снова сел. Мгновение спустя он оставил тельняшку, подбежал к борту и бросился в воду. Услышав шум, остальные повернули головы, слегка нахмурившись, и тотчас же снова отключились, поддавшись общей апатии.