Книга потерянных вещей
Шрифт:
XXIX
О ТАЙНОМ КОРОЛЕВСТВЕ СКРЮЧЕННОГО ЧЕЛОВЕКА И О СОКРОВИЩАХ, КОТОРЫЕ ОН ТАМ ХРАНИЛ
Логово Скрюченного Человека было гораздо больше и много глубже той его части, что видел Дэвид. Оно тянулось под замком далеко-далеко, и были там залы с вещами куда более жуткими, чем коллекция орудий пыток или заключенный в сосуд дух мертвой девочки. Это была сердцевина мира Скрюченного Человека, место, где все рождалось и все умирало. Он возник там, когда появились первые люди. В некотором смысле они даровали ему жизнь и цель, а взамен он научил их рассказывать истории, потому что Скрюченный Человек знал все сказки на свете. У него была
И к чему опять это имя? Не важно, не важно…
Только имена детей имели для него значение, ибо сказка о Скрюченном Человеке, которую он дал миру, не лгала: имена обладали силой, если правильно ими пользоваться, а уж этим искусством Скрюченный Человек овладел в совершенстве. Один огромный зал в его логове был посвящен всему, что он знал. Этот зал был целиком заполнен маленькими черепами, и на каждом было нанесено имя пропавшего ребенка, ибо Скрюченный Человек заключил множество сделок в обмен на детские жизни. Он помнил все лица и голоса, он вызывал их в памяти, стоя среди останков, и зал наполнялся тенями, хором пропавших мальчиков и девочек, оплакивающих своих мам и пап. Сонм преданных и забытых.
Скрюченный Человек обладал сокровищем из сокровищ, реликтами историй рассказанных и тех, что еще будут рассказаны. В длинном склепе он хранил массу футляров из толстого стекла, и в каждом футляре, заполненном желтоватой жидкостью, чтобы не испортилось, плавало тело. Ну, посмотри же сюда. Разгляди вот этот футляр поближе, чтобы стекло затуманилось от твоего дыхания, и перед тобой предстанут молочно-белые глаза лежащего внутри тучного плешивого мужчины. Кажется, что он дышит, хотя он давным-давно не способен на это. Видишь, как полопалась и обгорела его кожа? Видишь, как опухли и раздулись его рот и горло, брюхо и легкие? Хочешь знать его историю? Это одна из любимых сказок Скрюченного Человека. Это мерзкая сказка, очень мерзкая сказка…
Толстяка, видишь ли, звали Маний, и он был очень жадным. У него было столько земли, что если бы птица взлетела с одного края его владений и летела весь день и всю ночь, она не смогла бы долететь до противоположного края. Он обременил тяжелыми податями тех, кто работал на его полях, и тех, кто жил в его деревнях. Нельзя было ступить на его землю, не заплатив за это. Маний сказочно разбогател, но ему все было мало, и он постоянно искал возможности приумножить свое богатство. Если бы он мог обложить данью пчелу, собирающую пыльцу с цветка, или дерево, пустившее корни в его земле, он бы обязательно это сделал.
Однажды, прогуливаясь в самом большом из своих фруктовых садов, он увидел, как вздыбилась земля и наружу вылез Скрюченный Человек, который занимался расширением подземных тоннелей. Маний окликнул его, так как заметил на перепачканной одежде Скрюченного Человека золотые пуговицы и украшения, а на подвешенном к поясу кинжале — рубины и бриллианты.
— Это моя земля, — заявил Маний. — Все, что на ней, и все, что под ней, принадлежит мне. Ты должен заплатить за право прохода под моей землей.
Скрюченный Человек задумчиво потер подбородок.
— Это кажется вполне справедливым, — ответил он. — Я заплачу разумную цену.
Маний ухмыльнулся и сказал:
— Я
— Полное брюхо золота, — сказал Скрюченный Человек. — Договорились. Я приду к тебе вечером, и все, что ты сможешь съесть, получишь золотом.
Они ударили по рукам и расстались. Вечером Скрюченный Человек сидел и смотрел, как Маний ест. Он сожрал двух индюшек и целый окорок, миску за миской поглощал картофель и овощи, полные супницы супа, огромные блюда фруктов и сладостей, запивая все это лучшими винами. Перед началом трапезы Скрюченный Человек тщательно все взвесил, а когда ужин закончился, взвесил жалкие остатки. Разница составила много-много фунтов. Золота хватило бы, чтобы купить сотню полей.
Маний рыгал. Он очень устал, так устал, что с трудом держал глаза открытыми.
— Ну, где же мое золото? — спросил он, но тут Скрюченный Человек померк, комната закружилась, и Маний уснул, прежде чем услышал ответ.
Проснувшись, он обнаружил себя в темнице, прикованным к стулу. Рот его удерживался открытым металлическими тисками, а над головой был подвешен кипящий котелок.
Рядом с ним появился Скрюченный Человек.
— Я человек слова, — сказал он. — Извольте получить полное брюхо золота.
Котелок наклонился, расплавленное золото полилось Манию в рот и хлынуло в горло, сжигая плоть и опаляя кости. Боль была невообразимой, но он умер не сразу, потому что у Скрюченного Человека были способы придержать смерть и продлить мучения. Скрюченный Человек наливал немного золота, давал ему остыть, потом наливал еще немного и так продолжал, пока он не наполнил Мания настолько, что золото пузырилось у него за зубами. К тому времени Маний, конечно же, умер, ведь даже Скрюченный Человек не мог бесконечно поддерживать его жизнь. В итоге Маний занял свое место в зале со стеклянными футлярами. Скрюченный Человек иногда заходил его проведать и хохотал, вспоминая одну из своих самых блестящих каверз.
В логове Скрюченного Человека было множество подобных историй. Тысяча комнат и в каждой по тысяче историй. В одном зале разместилась коллекция пауков, очень старых, очень мудрых и очень-очень больших, каждый в ширину больше четырех футов и с такими ядовитыми клыками, что одна капля яда, попавшая в колодец, могла убить целую деревню. Скрюченный Человек часто использовал их для охоты на тех, кто забредал в его тоннели. Обнаружив нарушителей владений, пауки укутывали их в шелк, утаскивали в свой затянутый паутиной зал и там медленно убивали, высасывая из них по капле.
В одной из гардеробных лицом к стене сидела женщина и бесконечно расчесывала свои длинные седые волосы. Иногда Скрюченный Человек заходил туда с теми, кто вызывал его раздражение, и когда женщина поворачивалась, они видели в ее глазах свое отражение, потому что глаза были из зеркального стекла. В этих зеркалах людям представал момент их смерти, и с тех пор они точно знали, когда и как придет их конец. Ты можешь подумать, что это не такое уж страшное знание, и будешь не прав. Нам не предназначено знать время или природу нашей смерти (ибо все мы втайне надеемся, что будем жить вечно). Люди, наделенные этим знанием, не могут ни спать, ни есть, ни наслаждаться жизнью, настолько их мучает то, что они увидели. Они словно заживо умирают, лишенные радости. Им не остается ничего, кроме страха и уныния, и когда наконец приходит смерть, они почти испытывают к ней благодарность.