Книга Розы
Шрифт:
Селия продолжала свой монолог, легкий и воздушный, как взбитые эрзац-сливки на бисквитном торте. Отец тупо смотрел вдаль, но его пальцы не переставали нервно подергиваться в руке Розы.
— Не знаю, что мы будем делать, когда все закончится. Уже несколько недель никто не говорит ни о чем другом, кроме как о мантиях, диадемах, форейторах [24] , коронах и чайных полотенцах. Даже придумали новое блюдо под названием «коронационный цыпленок». Холодная курица и две столовые ложки карри — в честь индийских колоний, понимаешь ли. Его собираются подавать на королевском
24
Кучер, сидящий не на козлах, а верхом на лошади.
Снаружи сад купался в ярком солнечном свете. Сквозь зарешеченные окна доносился аромат недавно скошенной травы, лежащей выцветающими полосами на газоне. Странный прерывистый крик, похожий на крик дикой птицы, прокатился эхом среди зелени, и, выглянув наружу, Роза увидела женщину, бьющуюся в руках двух паул. Позади них по дорожкам катили двух пациентов в инвалидных колясках — напичканные препаратами, они застыли в недвижном оцепенении, как чучела Гая Фокса [25] . Роза не могла выбросить из головы открытие, сделанное пару дней назад и наполнившее ее душу разъедающим страхом.
25
По ежегодной традиции в Англии из подручных материалов изготавливают и 5 ноября сжигают на кострах чучела Гая Фокса, одного из заговорщиков, вознамерившихся в 1605 году взорвать здание парламента вместе с неугодным им королем Яковом I.
Это случилось, когда она пыталась найти идеологически верный подход к вопросу, касающемуся душевнобольной женщины из романа «Джейн Эйр». Описание Шарлоттой Бронте первой жены Рочестера, Берты Мейсон, в точности совпадало с установками Союза, словно она писала его для плакатов и пропагандистских фильмов, многие годы тиражирующихся ведомством Геббельса.
Начиная с 1930-х годов в кинотеатрах по всей Германии крутили короткометражные информационные фильмы о проблеме недочеловеков, снятые Управлением по расовым и политическим вопросам. В них показывали пугающих имбецилов и идиотов с изможденными лицами и пустыми глазами, ползающих по грязным полам или беснующихся в припадках ярости. В свете этих фильмов ужасающая встреча Джейн Эйр с Бертой Мейсон полностью соответствовала канонам.
«С первого взгляда было непонятно, человек это или зверь. Существо ползало на четвереньках, лязгало зубами и рычало, как невиданное дикое животное, но тело его прикрывала одежда, а на лицо спадала спутанная грива темных седеющих волос».
Перед Розой встал выбор, связанный с реакцией Джейн Эйр на дилемму Рочестера. Конечно, истинная героиня посочувствовала бы Рочестеру, связанному судьбой с таким чудовищем, и одобрила бы его решение держать сумасшедшую взаперти под присмотром. Однако Джейн Эйр его бросила. Оставить благородного высокородного человека не только эгоистично, но и не по-женски, это противоречит всем образцам женской морали.
Мысленно Роза задала себе вопрос, который должен был разрешить любые сомнения: а как поступил бы на моем месте министр Геббельс?
Для редакторов художественной литературы не существовало установленных правил — они руководствовались интуицией и общими представлениями об идеологии Союза, — поэтому, за неимением возможности позвонить самому министру Геббельсу, Розе пришлось искать ответ в других местах.
В конце концов она и нашла его в подготовленном еще в 1939 году на континенте документе, называвшемся «Наследственное здоровье и расовая гигиена» и написанном, по-видимому, личным врачом Вождя, доктором Карлом Брандтом, а следовательно, не подлежащим сомнению.
В первую очередь, люди с различными психическими отклонениями, такими как слабоумие, шизофрения, эпилепсия и асоциальное поведение, подлежали принудительной стерилизации. Однако далее уточнялось, что «пациенты домов престарелых и специализированных лечебниц после самого тщательного обследования признанные специалистами неизлечимыми, являются недостойными жизни, и им предписывается гнадентод, или смерть из милосердия».
Розе пришлось прочитать это место несколько раз. Не поддающимся лечению душевнобольным назначается смерть из милосердия.
Но папа не безумен! Да, он сонный, он забывается, но ведь он в полном рассудке. Он в ясном уме и цитирует Шекспира по памяти. Ведь это любому понятно. Разве может быть иначе?
Селия старательно заполняла пустоту, словно надувала воздушные шары, выпуская наружу каждую яркую мысль, которая приходила ей в голову.
— Джеффри говорит, что будет замечательно, когда все соберутся вместе, по-соседски. Он всем дал задания. Я делаю бутерброды с рыбным паштетом. А детям раздадут фруктовые тянучки и блестки. Мистер Рэнсом наконец пошевелился.
— Прямо как настоящий праздник, — проговорил он.
— О, так и будет!
— А можно мне прийти?
Селия бросила на Розу панический взгляд.
— Не думаю… То есть врачи говорят, что тебе нужно еще немного побыть здесь, папа. Полечиться.
Роза перевела взгляд на лекарства, стоящие на тумбочке, и взяла коричневый пузырек.
— А что именно тебе дают, папа?
— Это просто аспирин. Здесь ничего не оставляют, — вмешалась Селия. — Нельзя же, чтобы пациенты сами принимали таблетки.
— Это мне от бессонницы, — ответил отец.
— У тебя бессонница?
— Нет. — Он завозился в кресле, стараясь сесть попрямее, потом вцепился в подлокотники и устремил взгляд вперед, словно пытаясь сосредоточиться. — Слишком многие спят. В этом и беда. Пора бы проснуться…
Его прервал ворвавшийся в комнату пес, за которым следовали Ханна и Джеффри, решительно потиравший руки, будто готовясь свернуть кому-то шею.
— Я бы лично не отказался немного поспать, — усмехнулся он, — но увы. До следующей недели дел невпроворот. Нет покоя грешникам.
— Папа, разве ты грешник? заинтересовалась Ханна. — Правда? Наш папа грешник?
— Не говори ерунды, Ханна! — оборвала ее Селия.
— Время не ждет, — выдал Джеффри очередное клише из своей богатой коллекции. — Нам пора идти, папа. До свидания.
Мистер Рэнсом лишь нечленораздельно хмыкнул и вяло махнул рукой.
Селия и Ханна поцеловали его и вслед за Джеффри покинули палату.
Они прошли по длинному коридору и вышли к подъезду, к сиявшему на солнце темно-синему «ягуару». Джеффри по-хозяйски провел рукой по капоту, словно гладил породистого скакуна.