Книга Семи Дорог
Шрифт:
Джаф распахнул глаза.
– Бубновая дама! Ты выиграл подарок от мрака! – крикнул он буратинским голосом телеведущего, сообщающего о выигрыше чайника. Где-то в незримости оркестр сыграл туш.
Багров недоверчиво взглянул на карту. Недовольно сдувая с глаз челочку, бубновая дама собирала рассыпавшиеся книги.
– Какой подарок? – спросил Матвей.
– Сейчас узнаем! Обожаю этот момент, потому что сам никогда не знаю, что там окажется! – радостно воскликнул Джаф.
Он высоко подпрыгнул, ухватил что-то и с усилием потащил из незримости предмет, который явно упрямился. Багров увидел маленький ящичек из красного дерева с искусно вырезанными на крышке человечками. Все они смыкались руками и ногами так, что
– Вот это да! Уникальное везение! Ты выиграл конструктор! – воскликнул он.
– Что?
– Конструктор девушек! Ах да, ты же однолюб! Хотя что это меняет? Держи и владей! Одну девушку тоже можно конструировать, было бы желание!
Подозревая подвох, Багров спрятал руки за спину.
– Зачем он мне?
– Как зачем? – зашептал Джаф, обхватывая его свободной рукой за шею и наклоняя к себе. – Будем откровенны, любовь – прекрасная вещь, но некоторые черты любимых нас ужасно раздражают… И чем дольше мы остаемся вместе, тем сильнее. А что самое досадное, не черты, а так, черточки! Одна опаздывает, другая непрерывно хитрит, третья – транжирит деньги на всякую фигню, четвертая – ревнует без повода, пятая – бегает, как бешеный таракан, шестая – срослась со своей мамой как сиамский близнец. Убрать эти пустячки – и образ станет идеальным!
Багров дернулся, пытаясь вырваться. Рука у львиноносого была железная. Вроде и дружелюбно держал, но никакой возможности освободиться.
– Я люблю Ирку! – крикнул Матвей.
– Да и люби! Кто мешает? Только нельзя же любить вообще все? Противную родинку на шее, волосок на подбородке, привычку взвизгивать, слишком широкие ногти или какой-нибудь кариозный зуб? Все зубы как зубы, а один-то точно желтый!
– У моей все белые! – сказал Багров и тотчас против воли вспомнил, что один из передних зубов у Ирки и правда несколько желтоват. Видимо, эмаль дала трещину, и в нее начало что-то попадать. Теперь ему казалось, что каждое слово Джафа было неслучайно и било точно в Ирку. Он торопливо перебирал детали, что-то отсеивая, а с чем-то соглашаясь. Как бы мы ни любили человека, а все равно собираем на него компромат. Матвею стало противно, но не из-за Ирки, а из-за самого себя.
Молодой страж пожал плечами.
– Да мне-то что? Я просто объясняю, как работает ящик! Открываешь и мысленно опускаешь в него то, что тебе не нравится. Тот с желтинкой зуб, которого якобы нет. Вырывать его при этом совсем не обязательно. И взамен так же мысленно вынимаешь белый зуб. ВСЁ!
– Забери! Мне без надобности! – упрямо сказал Матвей.
Джаф положил ящичек на подоконник.
– Сожалею. Моя контора выигрышей назад не берет! Не нравится – можешь выбросить.
Разглядывая ящик, Багров заметил, что к боковой стенке приклеена желтая бумажка с цифрой 1.
– А это еще что? – спросил он.
– Где? – отозвался Джаф. – А, единичка! Право задать мне один вопрос, на который я обязан буду ответить правду! Будешь задавать его сейчас или потом?
– Потом. Сейчас вопросов нет, – проворчал Багров.
– Всегда к твоим услугам! Постучи по любому дереву и три раза позови: «Джаф, Джаф, Джаф!»
– Мы больше не увидимся, – решительно сказал Багров.
Джаф тряхнул мелкими кудрями, в которых, должно быть, запуталось немало дамских эйдосов вместе с их бедными хозяйками.
– Правда? – удивился он. – Что, совсем никогда?
– Никогда.
– Ну нет так нет! Кто я такой, чтобы с тобой спорить? Маленький скромный страж из скучной и пыльной преисподней. Что я могу знать, о чем судить? – сказал Джаф совсем смиренным, но вместе с тем словно издевающимся голосом. – А теперь попрошу вернуть бубновую даму! Не сочти за жадность! Средство производства!
Львиноносый отобрал карту, присоединил ее к остальным и, изящно поклонившись,
Спешащее солнце откатилось на край больничного парка. Лучи косо пробивались через грязное стекло, освещая только стену и кровать со спящим на ней укушенным. Оставшись в одиночестве, Матвей стал ходить по палате, изредка поглядывая на стоявший на подоконнике ящик. «Не возьму… Просто не возьму, и все! Пошли они! Нет у Ирки никаких желтых зубов! И не визжит она!»
Над раковиной было зеркало. Он остановился, изучая свое лицо. Чувствовал себя Матвей просто прекрасно. Каким бы жуком ни был этот Джаф, даром исцеления он несомненно обладал. И поэтому, когда минут пять спустя из коридора послышался голос медсестры, Багров поспешно телепортировал.
Уже окутываясь золотистым коконом, который должен был рассеять его и перенести в пространстве, он обнаружил, что деревянный ящик захватил с собой. Весьма предусмотрительно! На миг Багров ясно ощутил, что, если бы из Вселенной исчезло все настоящее зло, а осталось бы только то относительно небольшое бытовое, то и его одного хватило бы, чтобы возродить все зло мира заново. Мысль эта была очень четкой, однако деревянный ящичек он все равно не выкинул. Выигрыш есть выигрыш.
Секунду спустя его уже не было в больнице. И только ухмылка Джафа, исчезнувшего много раньше, все никак не могла погаснуть и скользила по длинным коридорам больницы, отражаясь то в рамках групповых фотографий, то в витрине аптечного киоска, то во внушительной, покрытой стеклом табличке кабинета главврача.
Глава 5
«Колошмякай его!»
Прошлого не существует. Потому что если прошлое существует, то Лигул до сих пор светлый страж, а гнилое яблоко до сих пор свежее.
Всю ночь шел дождь, но утро было солнечным, суетливым. Все неслось куда-то, бежало, нервничало. Земля торопилась вертеться, птицы – лететь, листья – опадать, а сотни школ, институтов, фирм и контор спешили поглотить своих добровольных узников и снять сливки с их утренних сил.
Мефодий вышел из общежития озеленителей и, оказывая деятельное сопротивление духу всеобщей бегательности, неторопливо пошел по парку, засаженному молодыми каштанами. На первую пару он не торопился – договорился со старостой, что его отметят. Практика показывала, что знания на первых парах все равно не приобретаются, а дневной настрой теряется.
На теплом капоте грузовичка дремала знакомая собака.
– Привет животным! – приветствовал ее Меф.
Собака открыла глаза – лаять было лень. Вместо этого она болтанула хвостом, ударив по стеклу машины. Буслаев запустил в нее найденным на асфальте суставом куриной ноги и обменял свою отколотозубую улыбку на ее зевок.
Из-под скамейки торчали босые ноги. Щегольские итальянские туфли стояли тут же, привязанные шнурком к большому пальцу, чтобы их не утащили.
Мефодий остановился. Единственное, к чему Шилов до сих пор не привык – это спать в постели. Она казалась ему слишком безопасной, а ничему внешне безопасному Виктор не доверял. Он ночевал то в пустых трубах, то в болтавшемся на дремлющем строительном кране железном корыте, где достаточно было неудачно повернуться, чтобы улететь с высоты тринадцатого этажа. Случалось, он забирался под платформу электричек на станции «Гражданская» и ложился на огромном пенопластовом поддоне от холодильной установки. Рядом клал свой меч и откидывал с уха отросшие волосы, чтобы они, в случае чего, не мешали метать отравленные стрелки. Бездомные псы издали рычали на него, но близко не совались. Ночью электрички затихали, и задыхающиеся тепловозы, звякая сцепкой, начинали нудно толкать товарные вагоны. Шилов спал. Ему снилась огромная птица, которую он убил. Она подходила и толкала его головой, потому что не помнила обид.