Книга сказочных перемен
Шрифт:
Возвращение к собственным истокам, к первоначальным ценностям, к своему смысловому центру. Ошо говорил, что медитация – это возвращение домой.
В определенном смысле этот сюжет описывает один из центральных – во всяком случае, очень популярных – мифов современной психотерапии. С одной стороны, это фрейдовская идея о целительности воспоминаний детства, особенно вытесненного, «спрятанного» там материала. (можно представить себе, что эти вытесенные сильные переживания лежат на дне памяти подобно нижней янской чертой под пятью иньскими «темными» чертами забвения.) С другой стороны, это идея «внутреннего ребенка» – полуавтономной части психики, сохраняющей детские и даже младенческие черты «внутри» психики взрослого человека. Психотерапия в таком сюжете во многом направлена на удовлетворение потребностей «внутреннего ребенка», лечение его травм и – если получится – постепенное развитие
«Перепросмотр» и изменение личностной истории, описанные Кастанедой, реимпринтинг из арсенала НЛП и многие другие техники следуют той же идеологии возвращения в детство, изменения там определенных вещей – как правило, перепроживания травматических эпизодов – и возвращения во «взрослое» состояние, подвергшееся благотворным переменам. В сущности, наша сказка следует той же логике: блудный сын возвращается в свое детство и разыгрывает диалог себя взрослого с собой ребенком. Страдавший ребенок (от чего-то же он бежал когда-то из дома) наполняется ресурсами взрослого и дарит тому в ответ свои бесценные ресурсы. Когда это вправду происходит, многое в жизни взрослого изменяется. Он становится богаче на счастливое детство. В сказке это выражено тем, что странник дарит свой детский медальон настоящему ребенку – наверное, потому, что ему это навязчивое напоминание о детстве больше не нужно, у него теперь есть живая связь.
Житейская история. Он и она, оба учителя, он у маленьких детей, она у студентов. Вспыхивает любовь, скоро они бросают прежние жизни (он – первую жену, она – маму) и начинают жить вместе. Теперь: они оба вспоминают о своем детстве как о чем-то болезненном и трудном (это обычно для работающих с детьми), там много обид на родителей и прочих фрустраций. В своей новой жизни вместе они проводят в постели львиную долю времени. Они подолгу с безумной силой занимаются сексом. Как-то нечаянно они начинают в сексе «разыгрывать сценки» из собственного детства. Ну как – вспоминают какие-то детские эротические переживания и «разворачивают» их в полноформатный секс. Причем театральность они соблюдают полностью – дают друг друга имена, возраст, и всё это сохраняют до конца сцены. Им обоим это очень нравится. Месяца два-три-четыре они разыгрывают сцены из детства в постели на полную катушку. Как-то постепенно они переходят на подростковые сцены (причем никто из них этого сознательно не замечает, это же всё спонтанно происходит, в очень измененном состоянии сознания, обычно по ночам). Только когда они «подобрались» (еще через пару месяцев) к возрасту конца средней школы, «повзросление» стало осознаваться. Он стал замечать, что собственное детство вспоминает теперь в теплых и «розовых» тонах. Страсти в постели стали угасать. Когда они вспоминали это пару лет спустя (уже расставшись, причем совсем почти без войн, а как-то спокойно), они легко заметили, что последние «театрализованные» сцены в постели как раз разыгрывали возраст 18-20 лет, когда оба в реальности и начали жить половой жизнью. После этой истории у них у обоих довольно сильно поменялось отношение к собственному детству. Как будто оно изнутри наполнилось счастьем. Он, кстати, еще через год-два перестал работать с детьми. А она следующий длинный любовный роман пережила с женщиной – как бы переписывая наново уже свою взрослую жизнь.
25. Невинность
Валера по фамилии Алеша
У меня есть друг Валера по фамилии Алеша. Он приедет ко мне на поливальной машине и мы с ним поедем на пенсию. Я буду размахивать флагом – это же мы едем на пенсию, чтобы никто дорогу не заслонял и все радовались. А Валера будет дудеть и бить в барабан. Из этого барабана разлетаются птицы.
Мы уедем далеко-далеко. Там дороги из масла, а по бокам толстые булки. Мы с Валерой поцелуемся и улетим на небо. Я там стукну тучу ногой и пойдет страшная гроза. В городе все дома разлетятся на куски. Эти куски полетят на небо, а потом будут падать оттуда – бум!бум! – всем по головам. Но есть такой волшебный зонт, мама раскроет его над головой и все спрячутся туда. Потом туча уйдет и дождь кончится, и все построят себе дома гораздо лучше и выше. А мама и папа построят такую башню, чтобы со мной разговаривать и чтобы я мог с неба прямо в окошко заходить.
Такая у нас песня будет: О! О! Мы летим как пилоты! О! О! Мы летим самолеты! О! Ого! Мы летим в простоквашу! Ого-го! Мы летим на парашу!
Мама заберет у нас все плохие слова и закопает в землю. Там такая яма глубокая. Их там червяки съедят. Больше не будет плохих слов вообще! На пенсии нет ничего плохого.
И я улечу на верхнее небо, на самое верхнее, туда улетают белые птицы. Туда поливальная машина не может проехать. Валера Алеша тоже полетит со мной. Мы никому не скажем, куда полетели. Никто не узнает никогда-никогда! Что мы там делали!
_________
_________
_________
___ ___
___ ___
_________
Если «Возвращение» удается, то наступает состояние блаженной невинности (или беспорочности, как обычно переводится название этой гексаграммы). Это легко понять на образе детства (и возвращение мы рассматривали в основном как возвращение в детство), хотя на самом деле область реализации этого сюжета значительно шире. Невинность может быть состоянием спокойного благородства или скромной отрешенности; это – островок счастья и покоя (в морально-этическом смысле) посреди суетливого и довольно-таки «грязного» мира. То есть в этом сюжете пресуппозируется два пространства: одно большое, «взрослое», шумное, деловое, хищное – и отличное от него другое, значительно меньшее (и вероятнее всего, не самостоятельное, а окруженное со всех сторон тем самым большим – как островок среди моря), «детское», полное свободных «первичных» страстей и открытой «первородной» красоты. Причем в данном сюжете именно этому второму «малому» пространству достаются «карты в руки». Ему И Цзин прописывает в главном комментарии «изначальное свершение», а первому там же грозит: «Если кто не прав, у того будет беда».
Это сюжет моего любимого «Маленького принца». Он тоже летает, как и герой моей сказки. Нижняя триграмма, кстати, означает молнию, а верхняя – небо. Очень располагающая к полетам комбинация. Вообще в этом сюжете чувствуется сильный отрыв от земли: земля-то как-то небезгрешна, вина и порок давят вниз так же как сила тяжести; а когда их нет – летим! Маленький принц и от своего тела отказывался, чтобы летать было полегче.
Невинность может быть похожа на наивность («недоразвитость», сюжет № 4), но внутренне гораздо мудрее и целостнее её. Кларинда Пинкола Эстес в своей «Бегущей с волками» приводит такую поговорку своих мест: «неведение – это когда ничего не знаешь и тянешься к добру, а невинность – когда все знаешь и все равно тянешься к добру».
Между тем, как и сама молния, энергия этого сюжета редко делает что-то мало-мальски плодотворное. Разрушить что-то ненароком может (как город грозой в сказке), но тоже без особо печальных последствий. Состояние невинности прекрасно само по себе, а не в смысле полезности. По «земным» результатам оно скорее печально. «невинность» наивна, и окружающее «грешное» пространство этим пользуется. В кризисном периоде этой ситуации (соответствующем третьей черте гексаграммы), как говорит И Цзин, «беспорочному – бедствие; он, может быть, привяжет своего быка, а прохожий завладеет им».
Идея беспорочности соответствует архетипу «золотого века» – универсального мифологического образа о первичном состоянии человеческого сообщества или целого мира, когда мир был «не испорчен», и оттого был совершенен. Львы возлежали рядом с оленями, деревья сами давали вкусные и питательные плоды, люди были справедливы и добродетельны, а жили они до тысячи лет… Почти в любой культуре и мифологии встречается этот образ; он не менее распространен в личных историях и фантазиях как «золотое время» детства. Идеи об изначательной моральной чистоте ребенка и «tabula rasa» младенческой психики – из этой же оперы. Идеи Анастасии и ее последователей о «матери земле», которую не надо пахать, вскапывать и полоть, а урожай она давать будет – из этого же сценария «невинности». В этом, конечно же, есть много правды, но, вероятно, ошибочной является идея об «экспорте» этого чудесного состояния с маленького островка невинности на весь большой континент «большого» человеческого общества, которое «греховно» по сути своей. Невинность является уделом маленького существа – во-первых; а во-вторых, почти никогда не надолго. Молния прокатывается и исчезает. Комментарий И Цзин заканчивается так: «болезнь беспорочного. Будет беда, вызванная по своей вине. Ничего благоприятного». В этом состоянии невозможно прожить долго. Золотой век легче всего существует в прошлом. Накатывается сюжет «грехопадения» (в нашей книге соответствующий позиции «голодного дьявола» № 27), после которого жизнь принимает такую знакомую нам окраску в черную и серую полосочку. Но впереди маячит сюжет пенсии, куда я еще в раннем детстве собрался с моим другом Валерой по фамилии Алеша. Он приедет на поливальной машине, которая смоет всю житейскую грязь и увезет нас туда, где работать не надо, потому что дороги из масла, по бокам их – толстые булки, а деревья сами дают вкусные и питательные плоды…
26. Воспитание великим
Сказка про две печки
Тридцать три года лежал на печи добрый молодец Иван в том ли граде не то во селе. Терпелив был! А и было ему всего тридцать три года отроду, выходит, сызмальства лежал, снизу подогревался. Хоть зимушка мела вьюгами, хоть лето светило солнышком – а он все лежал, и стыда не ведывал. Многого он не ведывал, а ведал зато как мамке наказать пирогов испечь, да отца сгонять в погреб за квасом. Хороша была его жизнь! Только что скучная, ну да зубами молоть да подушку поправлять – вовек не наскучит тем, кто наши друзья, дай им бог счастья и долголетия!