Книга теней
Шрифт:
Я уже начала собирать в чулок различные составные части будущего волшебного зелья, упоминаемые то тут, то там в «Книге» Себастьяны. Так, купив обувь в Рене, я отправилась на рынок и приобрела меру так называемой греческой фасоли. Человек, продававший ее, посмотрел на меня как-то странно, чему быстро нашлось объяснение.
— Месье, это португальская монета, — сказал он про деньги, которые я ему вручила не глядя.
— Да, действительно, — сказала я тихо. — Монеты моей Италии куда больше в ходу.
В тот же вечер в Рене я попросила Мишеля научить меня распознавать все виды монет и бумажных денег, оказавшихся в моем распоряжении. И он знал далеко
Все прочее необходимое я нашла сравнительно легко. Например, собрала кое-какие ягоды у дороги. Мишель смотрел на меня вопросительно, но молчал. Единственное, чего мне недоставало, — синяя свеча.
Я читала, что синие свечи увеличивают силу заклинаний, вызывающих пророческие сны: они проясняют видение, обостряют зрительное восприятие. Если я правильно усвоила урок той последней ночи в С***, освященные свечи горят синим пламенем в присутствии духов. Духи у меня были, а вот освященные свечи… Ну, допустим, их можно будет легко добыть в маленькой деревенской церквушке (название деревни я так и не узнала). Если даже священник или церковный сторож заметят пропажу, их внимание можно будет без особого труда отвлечь доброй горстью монет в кружке для пожертвований у двери.
Я размышляла, когда мне следует вызывать духов, когда зажигать белые свечи в их присутствии. Как отвечать на их вопросы? А может быть, они уже знают, что я замышляю? В конце концов, разве они все время не наблюдают за мной?.. Тут меня осенило: раз они никогда не уходят слишком далеко, может быть, их присутствия будет достаточно, чтобы сделать освященные свечи синими? И оказалась права: когда я в ту же ночь зажгла свечи, разложив все необходимое вокруг себя в берлине, то наблюдала, как сначала пламя, а потом и сам воск приобрели зеленовато-голубой цвет. И вот наконец я была готова.
На медленно катящуюся карету падал лунный свет. По моим расчетам, мы были вдалеке от какого-нибудь значительного населенного пункта. Я заперла двери экипажа, задернула шторы, чтобы ветер не задувал горящие свечи; их синева стала еще более заметой, причем небесная лазурь по мере горения обратилась в морскую бирюзу. Я закрепила свечи, вставив их в ниши в стене кареты.
Простое зелье, которое я приготовила заранее, содержало греческую фасоль и все то, что почему-либо показалось мне подходящим, — главным образом утиные яйца, а также очищенные от кожуры и семян помидоры (N. B. : если приложить их к глазам, они будут жечь, но они необходимы; «не подлежат замене» написано у Себастьяны) и корень мандрагоры, собранный в русле высохшего ручья в точном соответствии с подробными инструкциями «Книги». Я беспокоилась, что не намешала достаточного количества этого раздвоенного корня, не истолкла его как следует или совершила какую-нибудь ошибку при его сборе. Зная, что корень мандрагоры обладает множеством различных свойств, я с некоторой опаской намазала веки красноватой пастой.
Не была я уверена и в том, к какому прибегнуть заклинанию, какие говорить слова. «Книга» не позволяла сделать определенные выводы относительно действенности произнесенных вслух заклинаний в сравнении с теми, что произносят про себя или напевают. Я решила использовать заклинание, которому отдавали предпочтение колдуньи Фессалии, то, которое, согласно Альберту Великому, они читают вслух, одновременно записывая на своих волшебных зеркалах. Почему именно это заклинание? Может быть, потому, что эти колдуньи доводят свои зеркала до совершенства, закапывая их у перекрестков дорог, чтобы пойманные в ловушку души самоубийц воздействовали на них в течение трех дней. Или потому, что это было первое заклинание, пришедшее мне на ум? Так или иначе, я решила, что произнесу вариант фессалийского заклинания «Эс Солам Эс Татлер Эс Эхогорднер Гематур» (понятия не имею, что оно означает).
Все было готово: свечи зажжены, паста ждала своего часа в ступке с пестиком (из белого мрамора без прожилок, как предписывала фармакопея). Заклинание наконец выбрано. Так совпало, что как раз наступила полночь.
Когда дело было сделано, я с облегчением откинулась на спинку скамьи. Берлин трясся на ухабах. Я слышала стук копыт о твердый грунт. Изредка кричал ворон. В воображении я представила себе крутящиеся колеса: это успокоило нервы. Сердце бешено стучало: теперь я знала, что положила слишком много корня мандрагоры, и вот… Нет.
— Успокойся, успокойся, — громко сказала я себе.
Зелье, слой которого стал тоньше из-за выступившего на лице пота, просочилось в уголки глаз и жгло. Усилием воли я заставила себя увидеть l'oeil de crapaud , и жгучая боль мгновенно стихла. Наверно, впервые я по-настоящему поняла, что такое сила воли, на которую столь часто ссылаются ведьмы и духи.
Как долго я так просидела, бодрствуя , с залепленными красной пастой глазами? (Я представляла себе, что выгляжу как третьеразрядная восточная актриса.) Скоро, думала я, уже скоро…
Внезапно мои глаза закрылись. Сначала была полная темнота, потом посветлело; густой туман сменился дымкой, и передо мной появился знакомый пейзаж, постепенно обретающий отчетливые контуры. Я никогда в жизни не видела этот пейзаж, и все же он показался мне знакомым: прибрежная полоса, похожая на ту, что окаймляла Равендаль. Все было залито солнечным светом, и вскоре я могла различить осоку, ракитник и рыбацкие лодки, беспорядочно разбросанные отливом.
Хоть я и боялась того, что может случиться, — не нанесу ли я ущерб зрению, не потеряю ли его вовсе, — но все же открыла глаза. Широко открыла. Затем подняла штору и выглянула в окно берлина. Ночь. Глубокая ночь. Мы вновь ехали вдоль реки. Я посмотрела на залитую лунным светом воду. На противоположном берегу можно было различить какие-то каменные руины. И шум — звуки незнакомой реки, достаточно громкие, — река в этом месте была порожистая. Слышался также глухой звук крутящихся деревянных колес, скрип берлина, громыхание копыт лошадей, тянущих карету… все это так громко!
Но стоило мне вновь закрыть глаза — внезапная умиротворяющая тишина: встало солнце, и вот передо мной — не освещенная лунным светом река, а залитый солнцем берег. Время шло: может быть, минули секунды или минуты, а возможно, дни или недели… Только я не осознавала ход времени, я была поглощена созерцанием пейзажа, возникшего в моем сознании: безоблачное небо, не колеблемая ветром трава, дюны, заброшенные пески, раскаленные солнцем… Глаза открылись. И вновь я увидела темную бурную реку, луну, которая нисколько меня не успокаивала. Сердце продолжало бешено стучать. Без сомнения, я намешала в зелье слишком много корня мандрагоры, едва не добившись того, что не удалось Асмодею: чуть не отравила себя. Мое сердце колотилось бы до тех пор, пока не остановилось, и… Вновь закрывать глаза я не осмелилась.