Книга Тьмы (сборник)
Шрифт:
— Может, возьмем ее с собой?
— А куда она денется? Потом за ней вернемся. — Третий подмигнул Первому. — Целки сейчас в цене.
Когда они выходили из четвертого номера, девчонка все еще рыдала. Оглянувшись, Первый поймал ее взгляд. В нем было многое: стыд, отчаяние, растерянность. Ему показалось, что он бросает парализованного ребенка на железнодорожных путях.
Всего за пару минут до того, как Третий и Первый снова появились в коридоре, Шестой и Восьмая застыли, прижавшись к стене между «своими» номерами. Восьмая
Из-за приоткрытой двери седьмого номера показалась часть головы с левым глазом. Потом в проеме появилось лицо целиком — хмурое, костистое, настороженное. Оно принадлежало мужчине лет сорока. Похоже, он решил, что молодая женщина и толстяк не представляют для него опасности, и пару раз взмахнул рукой, приглашая их к себе в номер.
Судя по тому, что Восьмая успела мельком увидеть, он тоже лишился одежды и был явно не прочь составить им компанию. У нее не возникло ни малейших догадок относительно смысла происходящего. Групповухой тут и не пахло, в противном случае она по крайней мере знала бы, как себя вести. Наверное, кто-то здорово забавлялся за чужой счет.
Во всяком случае, очередной «нудист» не был слепым как крот. Восьмая взяла толстяка за руку и потащила за собой. Тот хотя бы не упирался.
Как только они оказались в номере, Седьмой закрыл дверь и запер ее на замок. Потом повернулся к гостям и спросил вполголоса:
— Кого-нибудь видели?
Шестой потупился. Поскольку он не различал лиц в деталях, каждая новая встреча превращалась для него в тихий кошмар: голоса принадлежали теням, нельзя было никому доверять, безликие существа воплощали в себе зыбкую и непредсказуемую опасность… Но, оказывается, не он один был растерян и напуган.
В вопросе незнакомца, который нашел их (или которого они нашли), прозвучал сигнал тревоги. Восьмая отрицательно мотнула головой в ответ, гадая, что бы это значило. Возможно, парень успел узнать о «гостинице» нечто такое, чего еще не знала она.
Ей не пришлось тянуть его за язык.
— Я уже видел двоих. Как минимум один вооружен. Сейчас они в четвертом номере. Скоро будут здесь.
— Чем вооружен? — уточнил Шестой.
Восьмая бросила на него удивленный взгляд, которого он, конечно, не заметил.
— Ножка от стола. Честное слово, я предпочел бы, чтобы это была бейсбольная бита.
— Здесь есть стол? — Шестой обретал уверенность, когда мог обсуждать вопросы жизни и смерти так, словно они были совершенно абстрактными.
Седьмой уже догадался, что у толстяка проблемы со зрением, поэтому просто показал Восьмой на перевернутый стол посреди номера. Над столешницей торчали три ножки. Выломанная четвертая стояла возле двери, прислоненная к стене. Седьмой
Восьмая решила пока оставаться в стороне. Весь печальный жизненный опыт подсказывал ей: когда кобели дерутся, сучкам лучше держаться подальше. А затем ублажать победивших…
Она рассматривала Седьмого. Худощавый и высокий, он казался по-юношески угловатым, хотя растительности у него на теле хватало. Сексуально не слишком озабочен, либо сейчас ему просто не до того. Про себя-то она знала, что неплохо сохранилась и способна еще возбудить праведника.
— Может быть, нам следует поторопиться, если мы хотим избежать нежелательных встреч? — Осторожный Шестой выбрал чрезвычайно аккуратную версию простого вопроса «Не пора ли отсюда сматываться?». Опережающий ответ на него он уже слышал от Восьмой некоторое время назад.
— Может быть, и следует, — ответил Седьмой, — только торопиться некуда.
— Почему это? — поинтересовалась Восьмая.
— Ты же была в коридоре и вроде не слепая.
Она почувствовала себя задетой, словно обидели ее младшего брата. Но у Седьмого явно и в мыслях не было отыгрываться на толстяке. Он выглядел слишком озабоченным собственной безопасностью.
— Скажите мне, в чем дело, — потребовал Шестой. Он пытался не моргать, но не мог справиться с собой. Казалось, оба его века дергаются по причине нервного тика.
— Скажи ему, — предложил Седьмой.
— Из коридора нет выхода, — коротко объяснила Восьмая.
— А из других помещений? — осведомился Шестой.
Седьмой мрачно улыбнулся.
— Насколько я понимаю, эти двое как раз заняты поисками. И нам очень повезет, если мы их больше не увидим. Но я так не думаю.
Им стало ясно, что он, скорее всего, прав. Прежде разрозненные сведения складывались, будто фрагменты мозаики. Картинка получалась малоутешительная. И это еще очень мягко сказано.
Шестой мог представить себе и гораздо более жестокий эксперимент. Седьмой тоже не питал иллюзий относительно того, как устроен этот дерьмовый мир. Слова «справедливость» не было в его лексиконе. Но самому вдруг сделаться подопытным кроликом? Причем не в роли гражданина государства, а буквально ощутить это на своей шкуре. Подобное казалось вопиющей дикостью.
— Короче, что ты предлагаешь? — спросила у него Восьмая.
— Надо выждать.
Она и раньше встречала людей, которые в любой ситуации выжидали до последнего. Они почти не совершали ошибок. Но почти ничего и не делали. Иногда ей казалось, что они и не живут, постоянно откладывая это рискованное занятие на потом.
— Сколько дверей в коридоре? — спросил Шестой. Мало что различая глазами, он хотел иметь в голове хотя бы приблизительную схему.
— Восемь. Все номера, по-видимому, одинаковые…
— Правильно, — подтвердила Восьмая. — У меня такой же. Только картина другая.
— Мы находимся в седьмом. Это один из четырех крайних.
— Может быть, тут есть замаскированный выход? — предположил толстяк.
— Если нас не прикончат раньше, у тебя будет достаточно времени, чтобы это выяснить.