Книга Тьмы (сборник)
Шрифт:
Обреченные косились на него, как косились бы на любой новый предмет, возникший в поле зрения. Многие женщины были с детьми, а некоторые мужчины и не думали прятать оружие. Кстати, погремушки были так себе… Дети не спали и выглядели смертельно уставшими. На хорах застыли певчие, похожие на младший медицинский персонал, набранный из числа самых безразличных и тупых пациентов.
Из-за иконостаса появился толстый и представительный поп с окладистой бородой и огромным золотым крестом на брюхе. Глаза нового артиста горели лихорадочным огнем, будто у полководца перед решающей битвой. Гробовую тишину нарушало только однообразное шарканье его подошв да еще сверчок, издававший удивительно мирный звук. Вблизи становилось видно, что поп не слишком аккуратен. Его одеяние было кое-где побито
Вовчик впервые в жизни присутствовал на проповеди. Вначале ему понравилось. Это было поучительно и цивилизованно. Суровый седовласый священник высказался не очень вразумительно, зато без слюней — будто император на сборище патрициев, погрязших в удовольствиях, но не находящих удовлетворения. И вдобавок столкнувшихся теперь с необходимостью оплатить порочное времяпровождение.
— Братья и сестры во Христе! Бледный уже близко! Все вы собрались здесь с единственной целью. Многие из вас не осознают этого, но у меня богатый опыт. Сегодня ночью я заглянул в глубину ваших душ, а утром, может быть, загляну еще глубже. Цель каждого из вас — поиск свободы. Всю жизнь вы гоняетесь за жалким призраком. Безрезультатно — потому что вы не там искали. Наш город — это место, где призрак Бледного обретает плоть. Потом призрак обретает кровь. Вы знаете, что для этого нужно — пистолет или нож. Кровоточащий призрак — уже нечто материальное. Плоть и кровь — это наши грешные тела, хрупкие и безнадежно тяжелые оболочки, в которые заключены чистые и трепетные души, по-настоящему алчущие только одного — освобождения! Путь к свободе лежит через изобильные города греха или пустыню святости. Первый путь тяжел; второй — труден неимоверно, бесконечно. Вы слишком слабы для второго пути. Впрочем, если кто-то хочет попробовать, задняя дверь моей конторы всегда открыта. Билет бесплатный, а средство от искушений обойдется любому из вас всего в сотню зеленых. Но поговорим о насущном. Бледный — воплощенное наказание. Напоминание о том, что высшая справедливость существует. Вам уже напомнили, и вам уже не забыть об этом никогда. Используйте предоставленную возможность! Грех — это прозревшая природа; беспечный путник, впервые оглянувшийся назад. До тех пор лишь демоны и волки видели его спину, а теперь он сам видит оборотней! До того он шел, а теперь ползет, придавленный к грязи грузом своих фантазий и убогой морали. Его демоны навеки с ним! Они вселяются в тех, кого он встречает по пути; оборотни меняют лица и морды, лгут и искушают бесконечно. И тогда уже все равно — двигаться по кругу или замереть в неподвижности… — (В этом месте Вовчик зевнул — ему стало скучно.) — Ничто не спасет ваши тела! Близится последний час, минута расплаты. Я знаю ваш страх и вижу среди вас невинных детей. Впустите Бога в свои сердца с такой же готовностью, с какой вы впускаете оборотней, и, может быть, спасете хотя бы души!.. Я не говорю про кучку отщепенцев, пропивающих свой последний шанс и погрязших в блуде. Они — паршивые овцы; их участь будет ужасна, и ужас будет длиться вечно… Я знаю еще кое-что. Некоторые из вас пытались сбежать. Сейчас они отводят глаза. — (Кто-кто, а Вовчик и не думал отводить глаза. Наоборот, он пристально наблюдал за попом, пытаясь поймать момент, когда на сытой морде мелькнет тень улыбки.) — Надеюсь, они поняли свою ошибку и раскаялись. Это было глупо, не правда ли? Бледный назначил встречу КАЖДОМУ из вас. ЗДЕСЬ. СЕГОДНЯ. Неужели вы, жалкие идиоты, думали, что он изменит свое решение?!
Обрюзгшая, дурно пахнувшая баба отделилась от толпы и оказалась рядом с Вовчиком. Она проворно сунула руку ему в пах и зашептала:
— Увези меня отсюда, красавчик! Они все здесь психи!..
— А те, в «Дуплете»?
— Конченые психи.
— Отвечаешь? Как насчет тебя?.. Убери руку!
— Я-то в порядке. Если не хочешь, чтобы Бледный тебя выпотрошил…
— Слушай, он начинает мне нравиться, этот ваш маньяк. В натуре. Ты его уже видела?
— Смеешься? Не теряй времени, скоро рассветет.
— Блевать от тебя хочется. Убирайся.
— Скот! Все мужики — скоты, — обреченно констатировала опустившаяся шлюшонка. — Когда я была помоложе, такие, как ты, лизали
— Гонишь, подруга! Заткни пасть и топай отсюда.
Она отошла, бормоча ругательства.
В этот момент от входа потянуло дымком. Поп замолк. Все обернулись. На пороге церкви сидел пес-альбинос с красными светящимися глазами. Доска перед ним была истерта до желтизны множеством подошв. И сейчас она горела бело-голубым пламенем. Пес мог бы без труда перескочить через нее, но не делал этого. Он сидел и ждал чего-то. Или КОГО-ТО?
Какая-то женщина вскрикнула в наступившей тишине. Истерично заплакал ребенок. Раздалось характерное клацанье затвора. У кого-то сдали нервишки…
— Это собака Бледного!!! — вдруг заорал поп, тыча в белую тварь пальцем. — Бледный в городе! Готовьтесь, несчастные! Молись, проклятое племя!..
Вовчику все это показалось бы немного смешным, если бы он не был смертельно уставшим. Он все еще не догонял, почему такая орава вооруженных мужиков не может завалить какого-то Бледного, пусть даже и крутого…
Тем временем отдельные языки огня слились в сплошную полосу, а затем занялась деревянная дверь. До людей, стоявших поблизости, наконец дошло, что они могут оказаться в огненной ловушке. Толпа с воплями хлынула наружу, подхватив Вовчика, как поток подхватывает бревно. Пес мгновенно убрался из-под ног, избежав опасности затаптывания.
Вовчику пришлось поработать локтями, прежде чем его вынесло к ограде и он с трудом протиснулся через калитку. В результате он отвоевал себе кусок жизненного пространства и оказался в относительно спокойном месте.
Вопреки его ожиданиям паники не возникло. Подошвы бегущих сбили пламя; на пороге не осталось даже тлеющих углей. Дверь горела бы дольше, но под наружной деревянной панелью была стальная плита. Похоже, после того как пес убрался, огонь и так погас бы сам собой. Кто-то метнулся к источнику, принес ведро воды и плеснул на дверь. Раздалось шипение, повалил дым, который быстро рассеялся.
Возбужденные прихожане разбрелись по площади, не зная, что делать дальше. Семенящий поп выскочил из церкви последним. Он обливался потом, ежесекундно крестился и бормотал молитвы.
Эпизод был исчерпан. Пожар не состоялся. Зато снаружи всех ожидал очередной сюрприз.
Электрическое освещение разом погасло. Луна с черепом опустилась за линию горизонта. Закатилась куда-то, как потерянная монета. Только сияющая зыбкая корона надвигалась с востока, прогоняя сумерки…
Возле «ровера» торчала мамаша Ида, царапая толпу взглядом. Наверное, искала своего обидчика.
— Кретины! — завопила она, когда увидела высокую плотную фигуру. Вовчика было трудно не заметить. — Тот, кого вы ждете, не придет! Его убил вот этот ублюдок!
— Ты что, не в себе, старая? — проворчал поп. — Что ты мелешь?
— Молчи, жирный болван! — отрезала Ида. — Иди и посмотри сам. Вон там, на заднем сиденье!
Она ткнула пальцем в «ровер». Вовчик скривился. Зря все-таки не шлепнул ведьму! У нее хватило ума попытаться натравить на него местных. Впрочем, такой вариант развития событий Вовчика устраивал. Разборки — это была его стихия. «Если кто-нибудь дотронется до моей тачки, отвяжусь по полной программе!..»
Поп осторожно приблизился к машине и заглянул внутрь салона, приложив ладони к вискам. Вовчик держал паузу. «Сейчас начнется. Уложу передних, остальные сбегут. Бойцов тут нету. Одни жабы».
Неизвестно, что поп разглядел через тонированное стекло, но когда он обернулся, это был другой человек. Приговоренный к «вышке», которого внезапно помиловали за минуту до казни.
— Благодарю Тебя, Господи! — закричал он, воздев руки к небу, но глядя при этом на Вовчика с невесть откуда взявшимся исступленным обожанием. — Ты послал нам во спасение Своего слугу! На колени, заблудшее стадо! Благодарите Его за отсрочку!
— Спаситель! Спаситель! — завизжали тонкие и восторженные бабьи голоса. Большая часть собравшегося народа и впрямь бухнулась на колени. К Вовчику тянулись руки, будто он был святым, одно прикосновение к которому исцеляет от неизлечимых болезней и отменяет действие неумолимого времени. На него были направлены взгляды благодарно сиявших глаз.