Книга утраченных имен
Шрифт:
– Простите?
– Вы из тех, кто находит себя на этих страницах, – объяснила женщина, показывая на окружавшие ее стеллажи. Они были до отказа забиты книгами, расставленными безо всякой системы, и чем-то напомнили Еве устройство города: хаотичное, но вместе с тем прекрасное. – Та, кто видит свое отражение в словах.
– О да, думаю, это про меня, – сказала Ева, и внезапно ее охватило чувство покоя. Ей захотелось остаться здесь на весь день, но ее ждала работа.
– Я могу подобрать для вас что-нибудь? – предложила женщина, проследив за взглядом Евы, которая рассматривала книжные
– Я… я с удовольствием купила бы одну из книг, – сказала Ева, – но у меня мало денег, и мне нужно приобрести кое-какие ручки.
– Ручки?
Ева кивнула и объяснила, что ей было нужно. Хотя женщину явно разочаровало нежелание Евы обсуждать с ней книги, она встала из-за прилавка, ушла в глубь магазина и вернулась с ручками, заправленными черными, красными и синими чернилами.
– Вам эти нужны?
– О да. – Ева потянулась за ручками, но женщина отвела руку, и на ее лице появилось выражение настороженности.
– Зачем они вам? Вы – художница?
– М-м… да.
– А я думала, что вы любительница книг.
– Я была. То есть до сих пор их люблю. – Ева снова вдохнула знакомый запах и добавила с грустью: – Я… я работала одно время в библиотеке в Париже.
– В Париже?
Ева тут же поняла, что совершила ошибку. Зачем она рассказывает незнакомому человеку о своей реальной жизни?
– Ну да, просто… – начала Ева, но женщина повернулась и, шаркая ногами, подошла к одному из стеллажей за ее спиной.
– Вы, наверное, скучаете по Парижу? Мой сын жил там, пока его не убили. Париж был поистине волшебным местом, пока туда не пришли немцы.
– Да, так и было, – тихо сказала Ева. – Мне жаль вашего сына.
– Спасибо. Он был хорошим человеком. – Женщина повернулась и протянула ей книгу, прежде чем Ева успела задать ей вопрос. После минутного колебания Ева взяла книгу и посмотрела на обложку. Это был «Милый друг» Ги де Мопассана. – В этой книге действие происходит в Париже, – сказала женщина.
– Да, я читала ее, – растерянно ответила Ева. – Она о мужчине, который соблазнил почти всех дам в городе.
Женщина рассмеялась.
– Совершенно верно. Ну, если уж на то пошло – чем пикантнее книга, тем она лучше, вы не находите? – Ее глаза заблестели. – Как бы там ни было, я думаю, вы скучаете по дому.
– В нынешнем Париже осталось так мало того, о чем можно было бы скучать. – И снова Ева испугалась, что сболтнула лишнего.
Женщина кивнула:
– Полагаю, что так и есть, но здесь рассказывается о Париже задолго до того, как он оказался в руках немцев, моя дорогая. Пожалуйста, возьмите эту книгу. Считайте ее подарком за покупку ручек.
– Но… – Ева была поражена добротой этой незнакомки. – Почему?
– Потому что книги переносят нас в другое время и место, – ответила женщина, отдавая ручки Еве и принимая от нее деньги. – И мне кажется, вам сейчас как раз это и нужно.
Ева улыбнулась:
– Не знаю, как благодарить вас, мадам.
– Моя дорогая, вы отблагодарите меня, если будете беречь себя.
Покинув магазин, Ева пошла обратно в пансион. По пути она все время оглядывалась по сторонам, проверяя, не следит ли за ней мужчина в плаще, и удивлялась, как кстати пришлось неожиданное пожелание той женщины из книжного магазина.
Остаток дня и весь вечер Ева подделывала документы для отца, тренировалась рисовать печати на газете, которую обнаружила в холле. Утром она собиралась ее сжечь. В какой-то момент мадам Барбье постучала в дверь и коротко объявила, что ужин готов и Ева с матерью могут поесть. Они ненадолго покинули номер и молча проглотили немного картофельного супа в столовой. Вскоре после полуночи, не выпуская ручку из пальцев, Ева заснула за столом в их маленькой комнате.
На рассвете что-то заставило Еву резко пробудиться, она рывком подняла голову со стола, моргая в полумраке комнаты, который уже чуть рассеивали первые робкие лучи. Мамуся громко храпела на кровати позади нее. На столе перед ней лежала газета, на которой были нарисованы поддельные печати. Теперь газета была влажной от ее слюны.
Ева попыталась понять, что именно ее разбудило, и тут в дверь тихо постучали. Ева замерла. Кто мог стучаться к ним в столь ранний час? Может, мадам Барбье пришла взять плату за номер?
Она быстро спрятала газету в ящик стола, а ручки и документы отца – под матрас. Мать даже не пошевелилась. Ева знала, что должна открыть дверь, – если затаиться, мадам Барбье может что-то заподозрить. Ну да, это точно мадам Барбье, кто же еще? В конце концов, полицейские вряд ли бы стали стучать так вежливо. Они колотили бы в дверь, а потом бы просто вышибли ее, если им не открыть. Убедив себя, что по другую сторону двери нет никакой опасности, Ева слегка приоткрыла дверь и выглянула в темный коридор.
Прошло полсекунды, прежде чем ее глаза привыкли к полумраку, и еще столько же, пока она, к своему ужасу, не осознала, что это не мадам Барбье. Перед ней стоял тот самый человек, который следил за ней в городе: высокий, худой, хромой мужчина в плаще.
Ева в ужасе открыла рот, но подавила крик и попыталась захлопнуть перед ним дверь, однако он мгновенно поставил ногу в образовавшуюся щель.
– Пожалуйста, мадемуазель Фонтен, – быстро проговорил он. – Я не причиню вам вреда.
Ева тщетно старалась закрыть дверь. Ее сердце бешено колотилось. Он назвал ее мадемуазель Фонтен, а значит, мадам Барбье выдала ее – кто еще мог ему сказать их фальшивые имена?
– Чего вы хотите? – возмутилась она. Он заговорил, но она прервала его. – Подойдете ко мне хоть на шаг – закричу.
Тут Ева вспомнила, что в номере находилась ее мать, которая способна спать в любой обстановке.
– Мадемуазель, я вас прошу. Не нужно этого делать. Честное слово. Я – друг.
– Друзья не ходят за вами по пятам и не являются среди ночи, – возразила Ева.
– Вообще-то хочу обратить ваше внимание, что я дождался, пока рассветет. – Его глаза улыбались. Еву поразило, каким неожиданно добрым выглядело его лицо. Ворот плаща больше не скрывал его, и она смогла полностью рассмотреть лицо незнакомца: чисто выбритый подбородок, большой рот, ямочка на левой щеке, совсем как у ребенка. Он показался ей моложе, чем вчера. На шее у него под белым воротничком поблескивал золотой крест.