Книга воздуха и теней
Шрифт:
— Лучше уж я буду держаться пива. По правде говоря, этот сдвиг во времени…
— Чепуха! «Космополитен» — лучшее лекарство, когда имеешь дело со сдвигом во времени. Бармен, «космо» этому человеку! И себе тоже налейте, а мне принесите двойной.
Бармен, смуглый мужчина ненамного старше Крозетти, встретился с ним взглядом, прежде чем выполнить заказ, — он словно спрашивал, не собирается ли ваш приятель разнести к чертям мой маленький бар и можете ли вы увести его отсюда раньше, чем это произойдет? Крозетти трусливо отвел взгляд.
— Думаете, я пьян? — спросил Мишкин, словно почувствовал то, что носилось в воздухе. — Думаете, я потеряю контроль над собой? Тут вы ошибаетесь. Я никогда не
— Я наполовину ирландец.
— А, значит, вы не клюнули на эту приманку. Ирландцы не запятнаны позором расизма. Я сам наполовину антисемит, по материнской линии. Разве это не забавно, что все крупные нацисты сильно смахивали на евреев? Геббельс, Гиммлер. Гейдриха вообще постоянно колотили на школьном дворе, потому что мальчишки считали его «жидом». Арийские черты лица и большая толстая еврейская задница. В противовес ему мой дед был настоящим арийцем, как, конечно, и моя мать, его дочь. И моя жена. Как вам кажется, моя жена привлекательная женщина, Крозетти? Желанная?
— Да, она очень славная, — ответил Крозетти, прикидывая расстояние до выхода.
Бар такой маленький, а Мишкин такой большой, что проскользнуть мимо него будет чертовски трудно. Все равно что оказаться в ванной с орангутангом.
— О, она более чем славная, Крозетти. В моей Амалии сокрыты глубокие кладези страсти. Я заметил, как вы наклонялись друг к другу через проход. И в конце она поцеловала вас. Вы условились о встрече? В смысле, это нисколько меня не удивило бы, надо же ей как-то компенсировать… С тех пор как мы женаты, я имел сорок или пятьдесят женщин. Ну, что я могу сказать? Вперед, приятель! Забудьте всю шекспировскую туфту и летите в Цюрих. Я скажу вам адрес. Трахните Амалию прямо в ее скромной желтенькой девичьей постельке. Я даже могу намекнуть вам, что именно ей нравится: например…
— Я иду спать, — прервал его Крозетти и встал.
— Не торопитесь! — воскликнул Мишкин.
Крозетти почувствовал, как его руку сжали; ощущение было такое, будто ее прищемило дверцей автомобиля.
Не раздумывая, он схватил со стойки «космо», к которому так и не прикоснулся, и выплеснул Мишкину в лицо. Тот состроил гримасу, вытер лицо свободной рукой, но не отпустил его. Бармен вышел из-за стойки и велел Мишкину убираться. Мишкин так сильно встряхнул Крозетти, что у того лязгнули зубы, и сказал бармену:
— Все в порядке. Я объяснял джентльмену, как трахать мою жену, а он облил меня выпивкой. Разве это правильно, как вам кажется?
И тут бармен совершил ошибку, схватив Мишкина за руку. Огромный Мишкин отпустил Крозетти и перебросил бармена через стойку, прямо на полки с рядами блестящих бутылок. Крозетти бросился бежать. Он даже не стал дожидаться лифта, промчался через три лестничных пролета и влетел в свою комнату.
На следующее утро Крозетти очень рано покинул отель и отправился в Британский институт кинематографии, где посмотрел фильмы Жана Ренуара [82] «Будю, спасенный из воды» и «Правила игры». Он остался бы и на «Великую иллюзию», но, выйдя в вестибюль выпить воды, почувствовал, что кто-то тянет его за рукав, обернулся и увидел Пола Мишкина в кожаном пальто и церковном облачении. Крозетти подумал, что Пол похож на артиста, играющего священника.
82
Жан Ренуар (1894–1979) — французский кинорежиссер; далее упоминаются три его фильма соответственно 1932, 1939 и 1937 годов выпуска. (Прим. ред.)
— Как вы узнали, что я здесь?
— А где еще вы можете быть? Ведь не в Музее мадам Тюссо. Пошли, планы немного изменились.
— Как?
— Мы отправляемся в Оксфорд немедленно. Автомобиль ждет.
— А что насчет вещей в отеле?
— Все собрано, упаковано и загружено в машину. Пошли, Крозетти. Вопросы можно задать позднее.
«Мерседес» ждал на улице. На заднем сиденье бесформенной грудой сидел Джейк, закутавшись в дорогой мятый плащ и низко надвинув твидовую кепку. Пол тут же уселся впереди (пассажирское сиденье было расположено «неправильно», и это поражало!), и Крозетти ничего не оставалось, как сесть сзади, отодвинувшись, насколько возможно, от Мишкина, не произнесшего ни слова. Небольшой участок кожи, что выглядывал над его воротником, казался серым, как у рептилии.
Они долго ехали через пригороды и после Ричмонда свернули на автостраду. Крозетти заметил, что Пол то и дело поглядывает в боковое зеркало и рассматривает проезжающие машины с большим интересом, чем это обычно делает пассажир.
— Ну, и почему изменились планы? — спросил Крозетти, когда стало ясно, что никто не собирается добровольно что-либо объяснять.
— По двум причинам. Первая: нас преследуют две группы людей. Серьезные профессионалы, не чета тем болванам в Нью-Йорке. Вторая причина: после «представления» Джейка в баре вчера вечером его попросили съехать, и мы решили, что не стоит искать другой отель в Лондоне, а лучше сразу отправиться в Оксфорд, остановиться там и завтра утром встретиться с нашим приятелем.
— Расскажите поподробнее о профессионалах, — сказал Крозетти. — Если они такие крутые, как вам удалось их обнаружить?
— Потому что мы обратились в охранную фирму, где работают профессионалы покруче. Так, мистер Браун?
Вопрос был адресован водителю, и тот ответил:
— Да, сэр. Они «сели на хвост» мистеру Крозетти с той минуты, когда он покинул отель сегодня утром, и, конечно, следовали за вами от гостиницы иезуитов. Они едут в голубом БМВ через три машины позади нас, а также впереди, в красно-коричневом «форде-мондео» перед белым грузовиком в правом ряду.
— Браун служит в очень уважаемой и чрезвычайно дорогой охранной фирме, — пояснил Пол. — Хорошее вложение денег.
— Нам предстоит автомобильная погоня?
— Весьма вероятно. И, по крайней мере, один впечатляющий взрыв. Хотите знать, что я обнаружил в Святом Олафе?
— План местоположения Святого Грааля?
— Почти. Вы помните, Брейсгедл пишет, что ключ к шифру там, «где лежит моя мать», а его мать похоронена на кладбище церкви Святой Катерины. К несчастью, эта церковь, что пережила Великий лондонский пожар, не устояла перед сокращением численности населения старого Лондона и волной отступничества от веры. В тысяча девятьсот двадцать шестом году ее разрушили. В тысяча девятьсот двадцать первом ее приход был присоединен к приходу Святого Олафа, туда я и отправился.