Книга вторая Упрямый доходяга
Шрифт:
— Ты первое здравомыслящее существо, что я встретил в этом городе, — честно признался я со вздохом, — Даже Зальцер Херн подает к пиву хлебные печеньки, хоть и соленые. Переезжай, Элли. Будем рады.
Призрак улетела, лучась улыбками и изрекая негромкие «спасибы», а я еще раз вздохнул. Шарики у Бальтазара
Я вспомнил, как задрожал шериф, рассматривая лежащие на моей ладони «пули восстания». Он, нежить, не мог сдержать радости, понимая, что скоро всё кончится. Но даже тогда, даже уже получив пять разрушающих энергетику пуль в грудную клетку, он до самого момента смерти продолжал клевать Доннорифту мозг, играя роль, что выдал сам себе.
— Криггс! Вы что тут замерли? — раздался со спины возглас Ахиола.
— А, мэр, добрый… день? Я слегка задумался, — развернулся я к начальству, тыкая пальцем в небо, — Если это можно назвать добрым. Не знаете, что у нас творится с погодой?
— Помните, я говорил вам о госте, что город вынужден принимать? — развел все шесть рук в стороны полуголый бог в шароварах, — Источник нашего гостя перегружает все Пятно. Мы над этим работаем, скоро всё придёт в норму. Идемте представимся, Криггс. Она должна быть уже возле «Приюта».
Два поворота до отеля я прошел, целиком погруженный в свои мысли. Где одна девчонка, там и
— Магнус, соберитесь! Вот и она, ваша новая подопечная!
Я незаинтересованно поднял взгляд, слегка возмущенный тем, что меня отвлекают и… застыл.
Она танцевала прямо у «Теплого Приюта», крутясь на месте и вознося на цыпочках руки к громыхающему зелеными молниями небу. Она озорно и свободно смеялась, изгибаясь в коленцах, а затем вновь вытягиваясь во весь свой немалый рост. Длинная, тонкая, худая, с копной всклокоченных нечёсаных волос, с безумно-радостной усмешкой, она делала пируэты, подпрыгивала, и смеялась, смеялась, смеялась.
— Её зовут Аврора Аддамс, шериф Криггс, и она…
Слова Ахиола растворились для меня в тяжелом мрачном воздухе Незервилля точно также, как и слышимый до этого смех. Они пропали, отсеченные ватной пеленой, упавшей мне на уши и глаза. Я видел только её.
Нетвердый шаг.
Еще один.
Еще. Еще. Еще.
Пальцы, проклятые непослушные пальцы так медленно выдирают эти громоздкие, тяжелые и неудобные пистолеты, всученные мне ворчливым Рейхгарденом. Но, наверное, именно в этот момент, где-то глубоко-глубоко в душе, я очень благодарен этому старому, дохлому и ворчливому желтоглазому. Калибр у этих утюгов — зверский!
Выстрел! Выстрел! Выстрел!