Книгоед
Шрифт:
К счастью, крик мальчика привлек внимание барона не к «оленю», а к собственному животному. И пока барон удивленно разглядывал ополовиненного коня, Эмка уже бежал прочь от крепости, испугавшись, что знаменитый рассказчик и выдумщик стрельнет в него еще какой-нибудь штукой.
Вот мальчик ворвался в лесную чащу, но не остановился передохнуть, а продолжал мчаться, не разбирая дороги. При этом персиковое дерево, выросшее на Эмкином лбу, постепенно теряло и листья, и плоды, и ветки, цепляясь и ударяясь ими о более прочные деревья.
Наконец Эмка выбежал на поляну и остановился.
"Где уж тут по-книжному что-то менять? — в отчаянье подумал он, переводя дух. — Здесь хоть бы живым остаться. Или помереть, но по крайней мере, нормальным человеком, а не персиковым деревом!"
Эмка вцепился в пенек, которым после безумного кросса стали его чудо-рога — и что было сил рванул…
К удивлению мальчика, дерево вместе с корнями вышло довольно легко. Эмка потрогал лоб — рана затянулась! И головная боль прошла. "Слава богу!" вздохнул он с облегчением.
Однако в следующее мгновение Эмка краем глаза заметил за своей спиной движение. Стремительно развернулся… — и ничего не увидел.
Зато услышал откуда-то сверху:
— А, мой олень! Теперь я знаю, где тебя искать!
Над поляной на пушечном ядре пронесся барон Мюнхаузен.
Эмку передернуло от ужаса. А сзади, словно дразнясь, послышалось тихое "хи-хи-хи".
Эммануил Солдатов снова рванул в чащу.
На этот раз долго бежать не пришлось. Прямо перед мальчиком с неба свалилось семь куропаток. Все они были насаженны на шомпол, которым обычно чистили древние ружья. Причем куропатки были жареные! И не успел Эмка как следует удивиться, как уже жадно поедал одну из птиц — так сильно ему хотелось есть!
— Ах ты негодный олень! Ты еще и куропаток чужих уничтожаешь!
Эмка чуть было не подавился: это был голос Мюнхаузена. Мальчик вновь пустился в бега.
"Да когда же я проснусь-то наконец?!"
В ответ за спиной раздалось то же тихое "хи-хи-хи".
Эммануилу хотелось завыть от отчаянья. И он бы завыл, если бы был уверен в том, что это ему поможет.
Вдруг правая нога мальчика погрузилась во что-то вязкое.
"Началось!" — подумал он. Но оказалось, что вязнут ноги не в воздухе, а в обычном болоте. Правда, чем одно лучше другого Эмка не знал. Лишь судорожно дернулся к твердой с виду кочке.
С большим трудом Эммануилу все же удалось выбраться — болоту досталась только правая кроссовка.
"Ничего. Она все равно уже никуда не годилась. Этот заспинный хохмач ее так порезал, что ходить в ней можно было только во сне".
Радостная мысль: легко отделался от обувки, помеченной неизвестным преследователем, — несколько вдохновила Эмку. Он оглянулся вокруг и увидел недалеко от себя раскидистое дерево. Уж неясно, откуда оно здесь взялось, посреди болота, — но ведь росло, зеленело!..
Мальчик тут же решил перебраться по кочкам к дереву и переждать на одной из могучих ветвей ночь, которая вот-вот должна была наступить.
Сказано — сделано. "А утром по кочкам допрыгаю назад, к лесу. Здорово все-таки я, не заметив болота, добежал аж до самой его середины!"
Мальчик поудобнее устроился на ветке и задремал.
Проснулся Эмка оттого, что рядом кто-то кряхтел. "Кто это у меня в комнате может кряхтеть?" — подумал спросонья, потер глаза, открыл… — и захотел их снова закрыть. Проснулся он вовсе не в своей комнате, а на том самом дереве, где вчера и засыпал. Разумеется, во сне, из которого никак не мог выбраться.
Ценой невероятных усилий Эмке удалось не расплакаться.
Он посмотрел вниз.
— О, наш славный барон! Глядите-ка, и он попал в беду!
Барон Мюнхаузен не слышал слов мальчика. Он вообще не замечал ничего вокруг, все глубже и глубже погружаясь в болотную грязь. При этом обеими руками тянул себя за косичку в надежде, что таким образом сможет выбраться.
— Нет, барон, сказки кончились, — ехидно проговорил Эмка.
Но в следующее мгновение устыдился своих слов. Мюнхаузен ведь не виноват в Эмкиных злоключениях.
Мальчик закричал:
— Держи, фашист! — и налег на ближайшую к Мюнхаузену ветку.
Хорошо, что ни слова, ни понятия, которое оно обозначало, во времена барона не существовало. Так что ничуть не оскорбившись, Мюнхаузен выпустил из рук свою косичку и вцепился в ветку.
Правда, в последний момент начавшееся было сгущаться пространство едва не помешало благополучному спасению.
Забравшись на дерево и усевшись рядом с Эмкой, Мюнхаузен первым делом воскликнул:
— Молодой человек! Будете свидетелем!
— Свидетелем чего? — осторожно осведомился мальчик.
— Того, как я вытащил себя за волосы из болота!
"Ну что ты с ним поделаешь!"
Эмка счастливо рассмеялся, качнулся на ветке, потерял равновесие и…
Проснулся! На этот раз в своей комнате.
— Ура!!! — закричал он.
В комнату заглянула мама.
— Проснулся? И голос сразу прорезался. А я уж было подумала: Эммануил мой в летаргический сон погрузился.
— А в чем дело? — не понял Эмка.
— Он еще спрашивает! Как залег вчера после обеда, так только сейчас, утром, и проснулся.
"Хорошо хоть проснулся", — мелькнула в голове у мальчика мысль.
А мама добавила:
— Вставай! Чисть зубы и иди есть. Я всё оставила на кухне. Из-за тебя, сони, на работу опаздываю!
Глава шестая,
в которой сны становятся явью, а Колобок летает
Когда умывался и чистил зубы, внимательно изучил свой лоб и обнаружил там тоненькую полоску шрама. "Неужели от дерева?!"
…Во всяком случае поиски правой, поврежденной кроссовки ничего не дали. То ли родители выбросили за негодностью, то ли… "Если родители — почему тогда левую оставили?" — спросил сам себя Эмка. И решил, что всё, хватит дурака валять. Пора разбираться в происходящем по-настоящему, пока это происходящее его, Эммануила Солдатова, не угробило!