Книжка праздных мыслей праздного человека
Шрифт:
— Час от часу не легче! Теперь вот уж и о разводе зафантазировали… Не понимаю, что с вами сегодня сделалось, какая муха вас укусила, что вы понесли такую околесицу? Успокойтесь, мы с мужем и не думали разводиться… да, наверное, никогда и не подумаем.
— Очень рад, — ответил я, стараясь скрыть свое смущение и придавая себе вид самого отчаянного сорвиголовы.
Раз вляпавшись в такой конфуз, я хотел, по крайней мере, извлечь что-нибудь интересное, добравшись до дна этой сильно заинтриговывавшей меня тайны.
— Но в чем же тогда у вас дело, если ваш муж не умер
— Конечно, у себя дома. Где же ему еще быть? — ответила американка.
— Где же это у себя?
— Да, разумеется, у нас на родине, в Америке…
— А что же он там делает? — не унимался я, оглядывая богатую и уютную обстановку гостиной, в которой сидел, и невольно мысленно высчитывая, сколько должна стоить одна она в обширной квартире, занимаемой предполагаемою вдовушкой. Если и у ее мужа такая же обстановка, а может быть, и еще лучше, сколько же тогда стоит ему удовольствие жить на два дома!
— Почем я знаю, что он там теперь делает? — уже совершенно просто ответила миссис А., как бы против своей воли поддаваясь моей упорной настойчивости. — Что люди обыкновенно делают дома, то, наверное, делает и мой муж.
— А почему же вы живете здесь, а не с ним? Простите, меня это так интересует, что я никак не могу…
Она не дала мне договорить и, снова рассмеявшись, поспешила пояснить:
— Очень просто: чтобы поразвлечься в чужой стране… Муж любит доставлять мне удовольствие… Притом я воспитываю здесь наших детей.
— Но ведь все ваши дети находятся в закрытых учебных заведениях, тогда как сами вы пользуетесь полной свободой, — начал я уж и морализировать. — Разве в Америке нельзя поместить детей в такие заведения? Потом, когда вы в последний раз видели своего мужа?
— Кажется, в прошлое Рождество… Ах нет, нынешней зимой я была в Берлине, а с мужем мы виделись именно здесь… Значит он приезжал сюда позапрошлой зимой, на Рождество…
— Гм… Странно!.. Вы говорите, что ваш муж — лучший из людей, а между тем даже забываете, когда виделись с ним в последний раз. Почему же вы так редко видитесь с ним? Ведь это…
— Как это вам не надоест предлагать вопросы, один… наивнее другого? — снова прервала меня миссис А., нисколько, впрочем, уже не сердившаяся. — Как же мы можем часто видеться, когда он в Америке, а я — в Германии? Может быть, он приедет летом, если позволят дела… Да к чему, собственно, нужно вам знать все это?
— Сначала я завел этот разговор с вами из простого дружеского сострадания, — сознался я. — Но так как он пошел по совсем неожиданному пути, то я захотел дойти до конца. Это очень естественно… Скажите мне вот что еще: неужели у вас, американок, считается в порядке вещей, чтобы жена развлекалась на чужбине, а муж надрывался у себя на родине каторжным трудом добывания денег для житья его семьи на два дома?
— Разумеется, раз делается так, — совершенно резонно ответила миссис А.
— Ну, в таком случае я должен сказать, что американские мужья какие-то совсем особенные, — резюмировал я свою мысль. — Должно быть, они созданы из каменного материала, и вы,
Много еще я наговорил на эту тему, разошедшись так, как редко бывает со мной. Миссис А. все смеялась и говорила, что я премилый молодой сумасброд, воображающий, что весь свет должен смотреть сквозь его строгие английские очки. Тем не менее мы расстались прежними друзьями, и я еще не раз после того виделся с нею.
Прожив зиму в Дрездене, я вернулся на родину и сначала переписывался с миссис А., но потом наша переписка прекратилась, и я теперь не знаю, все ли еще в Германии эта американская «вдовушка» или нашла наконец нужным пожить хоть немного и у себя дома.
Вообще же американских жен, живущих без мужей, говорят, рассеяно по Европе и теперь не меньше, чем во время моего пребывания в Дрездене.
XIII. Знают ли молодые люди все, что следует им знать?
Говорят, американские профессора университетов, рассеянных по Соединенными Штатам, жалуются на отсутствие идеалов у своих слушателей. Могу утешить этих почтенных служителей науки уверением, что на то же самое жалуются их коллеги и у нас, в Европе. Знаю, что это утешение плохое, но, по-моему, лучше иметь что-нибудь хоть плохое, чем совсем ничего.
В самом деле, еще не так давно я имел случай познакомиться с двумя гейдельбергскими профессорами, и они оба в один голос изливали свою скорбь по поводу отсутствия идеалов у нынешней молодежи. Но мне думается, что тут существует маленькое недоразумение. Я не могу представить себе, чтобы современная молодежь совершенно была лишена всяких идеалов; вернее всего, суть дела в том, что идеалы молодежи не сходятся с идеалами профессоров, успевших выработать себе другие, более возвышенные, в течение своей более продолжительной, а потому и более богатой знаниями и опытом жизни.
В общем я вполне сочувствую господам профессорам, потому что сам когда-то находился в их положении. Я отчетливо помню тот день, в который мне стукнуло ровно двенадцать лет, то есть день моего, так сказать, полусовершеннолетия . Помню, какую бурную радость доставила мне в этот день мысль о том, что теперь моим родителям придется брать для меня уж полные билеты на проезд, в цирк, театр — словом, повсюду; следовательно, хоть в этом отношении я мог считать себя наравне со взрослыми.