Княгиня Екатерина Дашкова
Шрифт:
Речь шла об избрании польского короля, что вело к столкновению интересов Саксонской династии и польской династии Пястов. Польские вельможи разделились в своих симпатиях, но такой же раздел произошел и при русском дворе. Государыня склонялась к династии Пястов, которых собирался поддерживать и Венский двор, но когда она впервые заявила об этом на совете, граф Орлов не только не согласился с мнением императрицы, но и увлек за собой иных членов совета. Военный министр Захар Чернышев, его брат Иван встали на сторону графа. Свое несогласие эти господа поддержали энергичными действиями вплоть до отправки в Польшу войск. Императрица оказалась
Однако энергичные и бескорыстные действия князь Михайлы (он снова тратил наши деньги на поддержание порядка в войсках, на лучшее их питание и обмундирование, удерживая от каких бы то ни было насилий в отношении местного населения) не способствовали изменению отношения ко мне императрицы. Видя ее неизменную холодность, я предпочла уехать в Гатчину, к моему двоюродному брату князю Куракину, тем более что государыня не предложила мне сопровождать ее в поездке в Ригу, куда направился весь двор. Двое маленьких детей, с которыми я осталась, совершенно оправдали в глазах двора мое решение.
— Граф, я вызвала вас к себе для конфиденциального и несомненно неприятного для вас разговора. Но обстоятельства складываются таким образом, что откладывать разговора я не могу.
— Ваше императорское величество, я готов принять от вас любую новость, и как бы она ни была тяжела, уверен, что она не вызовет в вас сомнения в моей преданности вашему величеству.
— Я рада слышать это, Петр Иванович, но Панины так тесно связаны с княгиней Дашковой, что вы можете оказаться недостаточно объективным в оценке поступков своей родственницы.
— Племянницы, и притом любимой племянницы, ваше величество.
— Вот видите! Между тем дело очень серьезно. Вы уж слышали от Елагина о письме, присланном графом Алексеем Орловым по поводу заговора Ивана Мировича. Вы знаете, что этот бунтовщик вознамерился освободить из заключения императора Иоанна Антоновича и возвести его на престол.
— Да, я осведомлен об этом безумстве, ваше величество. Но подобная попытка тем более нелепа, что высокородный узник не способен не только к управлению государством, но даже к простому человеческому общению. Слабость его ума очевидна.
— Не будем заниматься лекарскими разговорами, генерал, — дело не в них. Важно злонамеренное действие. Мирович, несомненно, имел сообщников, готовился к своему сумасбродному поступку.
— И все равно ничего не смог бы достигнуть.
— Возможно. Тем не менее я поручила произвести самое скрупулезное расследование, за которым последует публичный суд. Так вот все эти обстоятельства коснутся едва ли не в первую очередь вашей племянницы. Это ее, как сообщает Алексей Орлов, связывают с поручиком Мировичем: многие видели, как неоднократно он посещал дом княгини Дашковой, и делал это не скрываясь.
— Государыня!
— Не перебивайте меня, Пётр Иванович!
— Государыня, я все могу объяснить!
— Не заставляйте меня сердиться, генерал. Да, Елагин, которому я дала прочесть письмо Орлова, горячо вступился за княгиню и стал уверять меня в полной её непричастности к делу Мировича. Для меня это всего лишь пустые слова, и если говорить о доверии, я скорее поверю Алексею Григорьевичу Орлову, зная исключительную преданность мне всего их семейства. Однако Елагин сослался на вас, и я хотела бы непосредственно от вас услышать объяснения в пользу вашей племянницы.
— Мне не нужно давать таких объяснений, ваше императорское величество! Все объясняется очень просто. Располагая большим домом, княгиня Дашкова после отъезда своего супруга в полк предложила мне воспользоваться этой квартирой. Скучая одиночеством, она к тому же чувствовала себя в большей безопасности. Княгиня совсем закрылась от света, целиком посвятив себя материнским обязанностям, тогда как мой дом был всегда полон посетителей. Среди этих посетителей меня неоднократно навещал и поручик Мирович по поводу его находившегося в Сенате дела. В том, что Мирович искал моей поддержки, не было ничего удивительного. Он состоял адъютантом полка, которым мне довелось командовать в течение Семилетней войны.
— Расскажите мне о нем.
— Боюсь, мой рассказ окажется слишком коротким, ваше величество. К тому же в военных и мирных обстоятельствах человек бывает другим. В военных действиях поручик Мирович отличался храбростью, не всегда, впрочем, разумной, исполнительностью, но всегда искал способа не столько отличиться, сколько покрасоваться своей отвагой. Я бы сказал, порок молодости, который у одних с годами проходит, у других, к несчастью, остается и обращается в глупость. Мировича я бы отнес к этой последней категории.
— Но этого мало, Петр Иванович!
— Государыня, при всем желании я вряд ли могу что-либо добавить, разве что малую образованность поручика.
— И вы уверены, что княгиня с ним не встречалась? Хотя бы в ваших покоях?
— Безусловно уверен, государыня. Ей не было к тому случая. К тому же племянница не терпит подобного типа людей. Они представляются ей мужланами, не заслуживающими внимания.
— Ах да, ведь она у нас известная фам саванте! Однако ей удалось быстро найти общий язык с офицерами гвардейских полков, среди которых не так уж и много истинно образованных и достойных ее высоких требований людей.
— Ваше императорское величество! Катерину Романовну вела любовь к вам и желание видеть вас на российском престоле. Она из тех людей, которым идея придает необычные силы и способности.
— Идея, генерал? Но ведь идеи могут быть разными, и если одна исчерпала себя, можно с таким же рвением начать утверждать другую. Я готова вам поверить, Петр Иванович, хотя в самом по себе предположении ничего невероятного для Катерины Романовны нет.
— Тетушка, вы слышали, приехал курьер из Варшавы. Мне до сих пор не удалось с ним встретиться и что-либо узнать о князь Михайле. В конце концов, если граф Кейзерлинг и князь Репнин ничего не сообщат о нем в своих депешах, то его собственное письмо непременно должно быть. Если бы вы знали, как меня порадовало, что государыня называет князь Михайлу своим маленьким фельдмаршалом.