Князь Арнаут
Шрифт:
Угроза возымела действие. Откуда-то снизу донёсся голос не на шутку перепуганного парня:
— Нет, мессир, только не это! Не лишайте своего верного раба последней радости!
Поняв, откуда слышится речь, Ренольд передвинулся к краю кровати, посмотрел вниз и увидел... роскошный с любой точки зрения женский зад. Если бы рыцарь не поленился сделать это раньше, то без каких-либо колебаний смог бы ответить на вопрос: куда же подевалась его сладострастная фея?
Кличку «Ротозей» применять к оруженосцу определённо больше не следовало, прозвище «Проходимец» подходило куда больше. Ибо кто, как не проходимец, мог так поступить со своим господином? А красотка-то какова? Не она ли полночи шептала
Ну и хитры же на Востоке девицы! Ну и вероломны же! Отвернёшься, а она уже оседлала твоего оруженосца!
Это открытие вызвало в душе рыцаря негодование.
— Ах ты, распутница! — закричал он и с размаху хлопнул широкой ладонью по нежной коже подружки. — А ну вон!
Девушка завизжала и, проворно вскочив, бросилась в угол комнаты, предоставив «почётную» возможность отвечать за проказы партнёру. Последний понял, что попал в переплёт. И поделом — спать надо крепче, а пить меньше! Хотя причина гнусного деяния, совершенного оруженосцем, крылась не в злом умысле последнего, а в том лишь, что он, согласно уже установившейся традиции, частенько спал в одной комнате с господином. Нет, конечно, не в одной с ним кровати, а где-нибудь на тюфячке или, если везло, на лавке у двери.
Такой чести Ангерран, незаслуженно прозванный растяпой и заслуженно проходимцем, удостоился и в эту ночь. Господина мало заботило присутствие слуги, ему полагалось спать и ничего не слышать. Что тот и делал, понимая, что хотя в марте в Сирии теплее, чем на берегах Луары в мае, ночевать на улице или в конюшне не слишком приятно. В конце концов стоны красотки и рычание господина даже убаюкали его. Ангерран пробудился примерно тогда, когда Ренольд уснул и... Оруженосец ещё не вполне протрезвел, а ночная гостья недостаточно насладилась ласками заморского рыцаря. Вторую половину ночи она решила посвятить Ангеррану.
Пробуждение благородного господина застало их в момент передышки, столь долгожданной для оруженосца. В ожидании, когда огонь вновь вспыхнет в утомившемся партнёре, девица, не слезая с осёдланного жеребца, шептала бесстыдные слова и гладила его волосы и плечи. Услышав, как заворочался наверху Ренольд, парочка замерла в надежде, что он спросонья не разглядит их, примостившихся на половичке возле высокой кровати, и уснёт вновь, что даст им возможность замести следы своего преступления.
Вообще-то оруженосец не считал своё поведение предосудительным; Ренольда, как уже говорилось, отличала щедрость, он не раз позволял Ангеррану потешиться со своими случайными подружками, таким образом, оба не раз становились молочными братьями не только в прямом смысле (мать Ангеррана как раз и кормила грудью младшего сына графа Годфруа Жьенского), но и в переносном. Однако в данном случае Маргариту, так звали ненасытную служанку княгини, Ангерран взял по собственному почину. Точнее уж сказать, по её инициативе, но... разве честный мужчина станет в такой ситуации прятаться за спину женщины? Тем более рассерженный господин всё равно не станет слушать оправданий.
Всю сонливость и утреннюю слабость изрядно погулявшего накануне и почти не спавшего ночью Ренольда точно ветром сдуло. Он, как был совершенно голым, вскочил и принялся пинать оруженосца, стараясь попасть в натруженное скукожившееся орудие греха.
Крики о помощи и неистовый визг Марго сделали своё дело. Темнота за маленьким
Ренольд мгновенно забыл про якобы нанесённое ему Ангерраном оскорбление, тем более что на деле оно вовсе и не являлось оскорблением — слуга не уставал повторять, и господин в конце концов вспомнил, что сам говорил, будто не станет возражать, если оруженосец займётся девицей после него. Словом, рыцарь решил, что самое время переключиться на незваных гостей.
— А ну вон! — зарычал он. — Марш отсюда, холопы! Вон из моих апартаментов, мерзкие грифоны!
— Осмелюсь заметить, сеньор, — произнёс вышедший вперёд из-за широких спин трёх вооружённых мужчин кругленький лысыватенький господинчик лет сорока с воровато бегающими глазками и крючковатым носом, — что ваши апартаменты находятся в моей гостинице, и я...
Лицо Ренольда налилось кровью.
— Что?! — заревел он. — Грязный грифон! Ты ещё смеешь указывать мне! Ангерран!
Поднявшийся с полу оруженосец, такой же голый, как и его господин, без лишних слов понял, чего хочет от него молочный брат.
Совершенно забывая о том, что он, мягко говоря, не одет подобающим образом для выяснения отношений, то есть вообще не одет, Ренольд, приняв от слуги меч — у доброго рыцаря оружие всегда под рукой, — бросился на хозяина постоялого двора.
Тот поспешил вновь укрыться за спинами своих спутников.
Опешив поначалу, они в следующее мгновение, отступив на пару шагов, подняли мечи, дабы иметь возможность лучше отразить неожиданную атаку. Недаром поговаривали, будто мать Ангеррана нагуляла его от одного из друзей графа: характер у оруженосца оказался бойцовский. Наверное, потому и приблизил к себе его молочный брат, сам обожавший лихую сшибку.
— Эй, мессир рыцарь! — встревоженно воскликнул один из спутников трактирщика на наречии северных франков. — Полегче на поворотах!
Но на Ренольда любые слова незваных гостей действовали похлёстче, чем красная тряпка на быка.
— Шати-ий-о-он! — завопил он, обрушивая клинок прямо на голову говорившего. — В атаку!
Тот, хотя и ни в коем случае не ждал ничего подобного, успел-таки кое-как отразить удар. Клинок рыцаря, пройдя вскользь, не причинил противнику никакого вреда.
— Гнусный схизматик! — Ренольд оскалился, отскакивая назад и вновь замахиваясь. — Получай!
По одежде, оружию и акценту пилигрим уверенно опознал в ворвавшихся к нему мужчинах ромеев.
Снова сталь с лязганьем встретила сталь. Товарищ теснимого франком воина попытался прийти ему на помощь, но Ангерран не зря ел хозяйский хлеб. Схватив рукоять своего меча обеими руками, он поднял оружие над правым плечом, насколько позволял низкий потолок, и обрушил клинок на противника, заставив того думать уже не о помощи приятелю, а о собственном спасении.
Ромею удалось отразить атаку оруженосца. Однако натиск франков оказался так силён, что, прежде чем корчмарь и третий из солдат успели как-либо помочь своим, все они оказались вытесненными в коридор, где не на шутку расходившиеся заморские гости с новой силой набросились на хозяев.
Некоторые из постояльцев, снимавших комнаты на втором этаже, попытались было выйти на шум, но тут же почли за благо вернуться восвояси, потому что клинок Ренольда Шатийонского чуть не оттяпал одному из них любопытный нос. Корчмарь же поспешил бесславно покинуть поле боя, спасшись бегством.