Князь Благовещенский: Князь Благовещенский. Наместник. Пророк
Шрифт:
Гудя что есть мочи, пронзив мыльный пузырь покрова, на лужайку влетел черный джип дэберов.
Я бросился к дому, ища глазами исчезнувшего противника. Справа!.. Вроде бы справа!..
Дядя Ваня выскочил из кроссовера, похожий на суматошного богомола, и сразу же прыгнул в сторону.
Из окна второго этажа в вихре разбитого стекла выскочил Глеб. Воздух возле его рук плавился и дрожал.
Справа что-то мелькнуло, и на черный капот упала зеленая плеть, развалив нос машине надвое вместе с движком.
Вторая плеть ударила в меня. Ударила бы, но столкнулась со щитом, безвольно обмякла, мгновенно истончилась и исчезла. Под кожей пронесся разряд электричества –
Самойлов оттолкнулся руками от земли и бросился в сторону от убийцы. Трое мужчин выскочили из «Ладоги» и прыснули в разные стороны. От них в сторону нападавшего – вот он, к патио бежит – полетели ломаные черные линии.
Развалившаяся на фрагменты реальность стала понемногу собираться в целостную картину. И звуки – они вернулись. С момента, как я заорал, пытаясь протаранить убийцу «Москвичом», звук словно бы выключили. А теперь стало слышно, как щелкает металл разрезанного двигателя, как гудит воздух, разрезаемый зеленым кнутом. Как шумно дышу я сам. И как кричит дядя Ваня:
– Пу-у-ульса-ар!
Красный отозвался с готовностью. С угодливостью, я бы даже сказал. Стоило мне услышать крик наставника, стоило подумать об убийце, стоило отвести правую руку назад – и ладонь ощутила теплую тяжесть живого огня. И я метнул его в наглеца, посмевшего напасть на мой дом. На моего человека! На друга!
Выжигая по пути кислород, пульсар величиной с мою голову устремился к незнакомцу. Тот как раз уворачивался от черных молний спецназа и готовился сам ударить в ответ, но, почувствовав опасность, вскинул руку. Ту самую, что совсем недавно стала свободной от зеленой плети. Рукотворная комета ударила его в ладонь и стекла на землю, не нанеся ему никаких повреждений, даже ожога не оставив! Словно я в него тухлым яйцом бросил, а не сгустком пламени!
– Fiamme? Veramente? Mica siamo bambini! [3] – с явной насмешкой выкрикнул убийца. И, глядя мне в глаза, ударил жгутом по ближайшему дэберу.
Как у меня это вышло, я не понял. Не иначе, память тела сработала. Но я моментально превратил защитный кокон вокруг себя в полусферу, метнул ее наперерез ядовитой зелени. Плеть столкнулась с ней и повторила судьбу первой.
– Cretino [4] ! – вполне понятно отозвался незнакомец.
3
Пламя? Серьезно? Мы же не дети! (итал.).
4
Кретин (итал.).
Он дернул руками, из которых тут же выскочили новые плети, и пошел на меня.
«А почему он один? – очень своевременно мелькнула мысль. – Двое же прилетели?»
За его спиной Глеб, до того бежавший прочь – ну правда, что он мог сделать с таким монстром? – изменил направление и помчался к убийце. Спасенный мной дэбер встал во весь рост и вытянул руки в сторону итальянца. Его коллеги встали за его спиной и закрыли глаза. Дядя Ваня кинул в убийцу камень, внося, как мог, свой вклад в сражение.
Я же боролся с паникой и пытался придумать, что мне делать. То есть щит-то я сразу соорудил вокруг себя, но что-то мне говорило – не очень он поможет. Нельзя выиграть битву, находясь в обороне.
«Подрежь-ка ему ноги!» – всплыло в памяти. Убегающий стрелок – не человек, а вихрь эмоций. Черный жгут силы, посылающий ему вдогонку протуберанец. «На ненависти легче всего
Убийца взмахнул плетьми. Не ударил, а просто взмахнул.
– Siete pronti al giudizio universale? [5] – спросил он, кривя губы в злой улыбке.
Он был уверен в себе. Настолько, что не считал всех нас способными нанести ему хоть какой-то вред. У него, наверное, были причины так думать. Матерый маг, убийца.
– По-русски говори, сука! – выдохнул я, отправляя черный («распад»?) сгусток ему в грудь.
В этот раз убийцу задело. Он вздрогнул. Остановился. Сделал шаг назад. Я еще раз швырнул в него кляксу ненависти, как бы она ни называлась. Не руками, просто желанием. А потом я понял, что к такой реакции привели вовсе не мои действия.
5
Готовы ли вы отправиться на Страшный Суд? (итал.).
Ударили дэберы. От рук стоящего первым спецназовца к груди противника пролегла дрожащая черная полоса. Широкая, с локоть где-то, она и толкала итальянца назад. Двое магов отдавали свои силы своему коллеге и выглядели при этом очень напряженно. А убийца держался. И даже собирался вновь ударить!
Самойлов добежал и взмахнул рукой – Логан недоделанный! Убийца изящно, практически танцевальным движением, ушел от удара. Одна плеть приняла на себя невидимые клинки следователя – того будто током ударило и отшвырнуло на пару метров. Но и плеть истаяла в воздухе, правда, убийца тут же отрастил новую. Вторая же взлетела крестьянской косой и обрубила полосу дэберов. Итальянец повел плечами, рисуясь.
Что-то щелкнуло у меня в голове. Так бывает, когда целыми днями пытаешься найти ответ на вопрос и никак не можешь этого сделать. А потом вдруг – бац! – озарение. Простое решение, лежащее, казалось бы, на поверхности и донельзя очевидное.
Голубой – воздух и эфир. Зеленый – страх и тлен. Если метафорически – жизнь и смерть. А тут все метафорически с этой магией! Значит, антагонисты. Вот почему зеленый разрушается, когда сталкивается с голубым…
Додумать эту светлую мысль я не успел: итальянец атаковал сдвоенным ударом кнутов. Один шел в ноги, параллельно земле, второй – наискось сверху вниз. Уйти я мог только от одного, но не стал даже и пытаться. Вместо этого левая рука обзавелась сияющим голубым щитом, если приглядываться, очень похожим на римский скутум, а во второй образовался длинный и широкий меч анимешного персонажа. Да, я смотрел аниме пару раз!.. И что? Само вышло!
Щит принял на себя удар в ноги, а меч – легонький, чего таким не махать? – обрубил плеть в метре от руки миланского мага. Под кожей вновь пробежала дрожь электрического разряда, но я, вероятно, был сильнее Глеба и почти спокойно его выдержал. И пока убийца не отрастил новых орудий, я – почему нет? – швырнул в него голубой клинок.
Мэл Гибсон в «Храбром сердце» метал двуручный меч, и тот неизменно втыкался в грудь или живот врагу. Но то Гибсон, он вообще красавчик! Мой же меч, широченная полоса в две ладони и длиной метра в три, ударил колдуна плашмя. Но ему хватило и этого. Раздался треск, который можно услышать, если к оголенным проводам приложить лезвие ножа. Меч исчез в сине-зеленой вспышке, итальянец отлетел назад и совершенно неизящно приземлился на землю задницей. Самоуверенность сползла с его лица краской, на которую плеснули растворителем. В глазах впервые появилось замешательство.