Князь мира сего
Шрифт:
– Отец не рабочий, а доктор, – сказал он. – Зачем ты врешь?
– Не твоего ума дело, – ответил старший.
– Сразу видно, что левша, – насмешливо бросил младший, – Все слева делает.
– Молокосос! – вскипел уполномоченный ГПУ. – Сейчас я тебе уши надеру.
– Попробуй, – сказал школьник. Чтобы выровнять разницу в силах, он зажал в кулаке вилку и следил за каждым движением брата с таким деловитым спокойствием, что тот решил лучше не пробовать.
Как это ни странно, Максим нисколько не обиделся. Наоборот, потом даже хвастался своим
– Вот у меня младший брат – чуть мне вилку в живот не засадил. Такого лучше не тронь.
Однако вскоре он сам же и забыл про свой совет. Следующая, уже более серьезная, стычка произошла у них вскоре после того, как ГПУ переименовали в НКВД.
Жили они на тихой окраине Москвы во флигеле в глубине двора. Зимой, когда дворик заносило глубоким снегом, во флигеле топили кафельные голландские печи, где так приятно греть спину о кафельные изразцы. Уголь и дрова для печей приходилось носить ведрами из погреба, для чего нужно было выходить во двор, что на снегу не особенно приятно. Эти прогулки в погреб считались поочередной обязанностью братьев, хотя с тех пор, как Максим надел малиновые петлицы, делал он это крайне неохотно.
Как-то мать послала Максима за углем. Борис лежал в соседней комнате на большом, покрытом ковром сундуке, который служил ему постелью, и читал увлекательный роман Райдера Хаггарда «Дочь Монтесумы». Старший брат вошел в комнату младшего и небрежно приказал:
– Бобка, пойди-ка принеси угля!
– Мать тебя послала – ты и иди, – возразил младший.
– Ты лучше слушай, что тебе говорят.
– Вот когда мать мне скажет, тогда я и пойду.
– Смотри, если через три минуты ты не пойдешь, то я приду с собачьей плеткой! – пригрозил уполномоченный НКВД и вышел из комнаты. Собачья плеть всегда висела на вешалке в коридоре, как полагается в доме, где есть немецкая овчарка.
Младший отложил книжку в сторону, встал с сундука и потихоньку вытянул нижний ящик стола. Под учебниками физики и химии там лежал медный кастет, уже проверенный в нескольких драках. Он надел кастет на руку и опять улегся на свой сундук, держа правую руку в кармане, а в левой «Дочь Монтесумы».
Он читал, как несчастного пленника привязывают к каменному алтарю, чтобы принести его в жертву богам, как зловещий жрец ацтеков приближается к нему с жертвенным ножом. В этот момент в комнату вошел Максим, держа в руках собачью плеть.
– Считаю до трех, – сказал он. – Ра-аз… Два-а… Три-и!
Дальнейшее Максим описывал своим приятелям так:
– Да-а… Такого я еще никогда не видел… Чтобы человек прыгал с положения лежа на спине. От сундука до двери минимум шесть метров. Так он взвился в воздух и, как тигр, прямо мне на голову. Словно его ножом ткнули. Я с плетью, а он на меня с кастетом.
– Неужели? – удивлялись приятели.
– Да-а… Ох же и свалка получилась. Шкаф вдребезги разломали. У стола две ножки отломали. Про стулья я уж и не говорю – одни щепки остались. Потом я специально сундук проверял – так аж крышка треснула. Это он спиной продавил, когда на меня прыгал. Одна только печка целая осталась.
– Кто же победил?
– Вничью! – с некоторой гордостью за младшего брата говорил Максим. – Его в школе так и прозвали – бугай! Никто с ним справиться не может. Он на турнике уже солнце крутит.
– Кто же пошел за углем?
– Мать пошла. Тогда он у нее ведро забрал, а мне говорит: «Ну, погоди до следующего раза!» Вот же чертяка. Но зато на него можно положиться.
И в этом отношении Максим не ошибся: если младший брат сказал что-нибудь, то на него можно было положиться. До следующего раза ждать пришлось недолго.
В школе, где учился Борис, состоялся вечер самодеятельности. После самодеятельности были танцы в гимнастическом зале, а после танцев, как обычно, драка на улице с учениками соседней школы. В самый разгар схватки одноклассник Бориса Иван Странник ни с того ни с сего поднял стрельбу в воздух из маузера, который он стащил у своего отца, работавшего цензором в горсовете. Не зная, кто стреляет, обе партии пустились врассыпную. Первым, испугавшись собственной храбрости, убежал сам Иван, предварительно сунув пистолет Борису.
На следующее утро Борис сидел у себя в комнате и в ожидании Ивана из любопытства разбирал огромный маузер. Зачем-то в комнату вошел Максим. Увидев в руках младшего брата настоящий пистолет, да еще маузер, он так растерялся, что сначала даже ничего не сказал, а вышел и стал о чем-то шептаться с матерью.
– Борис, пойди принеси дров из погреба! – попросила мать.
Тот собрал свой маузер и, положив его в карман, отправился в погреб. Уполномоченный НКВД воспользовался этим, чтобы обыскать комнату младшего брата. Не найдя пистолета, он схватил с вешалки злосчастную собачью плетку, которая в его представлении являлась символом власти в доме, и выскочил во двор вслед за Борисом.
– Дай сюда пистолет! – скомандовал он.
– Не дам, – твердо ответил младший, запуская руку в карман.
Старший поднял плеть:
– Да или нет?
Вместо ответа младший вытащил руку из кармана, и в лицо брата ударил дым и огонь пистолетного выстрела. Максим застыл с поднятой рукой, а ему в упор, как из огнетушителя, плескали выстрелы из крупнокалиберного пистолета, Он попятился к крыльцу.
– Брось плеть! – скомандовал теперь Борис. – Руки вверх!
Уполномоченный НКВД послушно бросил плеть в снег и поднял руки.
– Заходи в дом! – приказал Борис. – Быстро!
Когда старший брат скрылся за дверью, младший, как заяц, махнул через забор. Если придет милиция, то пусть Максим сам оправдывается, почему подняли стрельбу средь бела дня. Тем временем Борис по глубокому снегу, в одной рубашке, поддерживая штаны, спадающие от тяжести болтавшегося в кармане пистолета, добрался до Ивана и отдал ему маузер. Как Иван объяснял своему отцу недостачу патронов, осталось неизвестным.
Вечером, узнав о происшествии, доктор Руднев ворчал: