Князь Рус. Прорваться в Гиперборею; Князь Гостомысл — славянский дед Рюрика
Шрифт:
– Порусь…
Она даже не обернулась, не приостановилась, словно позади и не было растерянно замершего мужа. Лучше бы обругала, накричала, ударила! Все бы стерпел, понимая, что виновен, но только не так – просто забрала детей и ушла.
Сбоку к князю подошла Элма, едва заметно усмехнулась вслед уходящей княгине, коснулась рукой его плеча. Рус вдруг взревел:
– Уйди!
Метнувшись за Порусью, встал перед ней, готовый упасть на колени посреди веси, но женщина чуть недоуменно посмотрела на мужа и… спокойно
От дома ей навстречу метнулась Тина:
– Что?!
– Я… у тебя жить… буду… Не прогонишь?
Видя, что Порусь едва держится на ногах, Тина подхватила Тимара:
– Пойдем, пойдем. На тебе лица нет!
– Худо мне очень…
Дети, словно понимая, что происходит что-то очень важное и страшное, молчали, только в распахнутых, таких же синих, как у матери с отцом, глазенках застыл испуг.
Тина все поняла и без слов, просто так Порусь от мужа бы не ушла, значит, что-то случилось. Но выяснять, что именно, некогда, едва добравшись до лежанки, Порусь бессильно опустилась на нее. На лице ни кровинки, губы посинели, всю трясло…
– Ложись, ложись…
– Тина… худо мне очень… Обещай, прошу тебя, если со мной что случится… не отдавай детей Русу…
– Ты что?!
Порусь схватила подругу за руку:
– Обещай! Он мачеху приведет… лучше уж совсем без родителей…
Тина перепугалась по-настоящему, понимая, что еще чуть и Порусь впадет в беспамятство, закричала на подругу:
– Ты что удумала?! Помирать удумала?! Я тебе помру! Ты детям нужна!!!
От этого вопля Порусь чуть пришла в себя, слабо улыбнулась.
– А ну говори, что делать надо, я же не знаю! Говори, пока жива!
– Если рожу… пуповину перевяжи, как я у тебя, помнишь? Воды согрей, горячую нужно…
Рус сидел возле дома Славуты и Тины прямо на земле, привалившись к стволу дерева, и стонал от душевной боли.
В дом сбежались все женщины веси, оттуда слышались взволнованные голоса, но было ничего не понятно. Вдруг раздался крик, сначала женский, а потом и младенческий. Но и тот и другой тут же затихли. Затихло вообще все.
Рус в ужасе смотрел на дверь, в которой со свертком в руках появилась Тина. Шагнув к князю, она презрительно перекосила лицо:
– Погубил ты своего сына, князь…
– А… Порусь?
– Пока жива, что будет, не ведаю.
Рус закрыл лицо руками, бросился ничком в траву. Но, как ни любили родовичи князя, на сей раз его не было жалко.
К Нарову с братом вошел Радок. С порога жестко произнес:
– Уходите.
Парни кивнули:
– Завтра пойдем.
– Сейчас.
– Ночь скоро.
– Если Порусь помрет, и вы до утра не доживете. – Круто повернулся и уже за порогом добавил: – Сам убью.
Хотя на небе уже высветились первые звезды, а по краю его быстро заволакивали тучи, трое спешным шагом направились от дома Руса прочь из веси. Вслед им смотрели с ненавистью, а Чигирь даже смачно плюнул!
Шли дни, Порусь лежала в беспамятстве, Рус как неприкаянный бродил от их дома к дому Славуты. Но время не терпит, надо и за дела приниматься. К сидевшему на пороге опустевшего дома князю подошел Радок:
– Пойдем, князь, дела ждут.
– Какой я князь? – невесело усмехнулся Рус.
Радок развел руками:
– Другого нет.
– Меня Род никогда не простит.
– Что душу испоганил, так в том сам себя вини и прощенья проси у Поруси. Простит она, простит и Род.
Позже Чигирь, вздыхая, поинтересовался:
– Что на тебя нашло, Рус?
– Сам не знаю, словно помутнение какое, обо всем забыл.
Чигирь сокрушенно покачал головой:
– Э-эх… крепкие мужики, а на передок слабоваты…
Видно, услышав это сожаление, Радок усмехнулся:
– Не на передок, а на голову. Она впереди чресел бежать должна, а не подчиняться.
Порусь словно проваливалась куда-то, хорошо понимая, что если долетит до дна, то обратно не поднимется. А там наверху оставались дети и… Рус.
И вдруг женщина услышала голос Илмеры:
– Остановись! Ты должна вернуться, Порусь.
– Не могу.
– Должна. У тебя дети…
Падение замедлилось, дышать стало чуть легче.
– … и Рус тебя любит…
Порусь едва сдержалась, чтобы не крикнуть: «Нет!» Горло перехватило, а под ногами снова была пустота и бездна. Женщина протянула руку вверх, Порусь не видела Илмеры, но точно знала, что она там:
– Помоги!
Она пришла в себя ночью. Еще не открыв глаза, услышала сладкое посапывание Тимара, сына и дочку почуяла бы всегда. Темно, вокруг явно спали люди. Где она?
Порусь, видно, пошевелилась, к ней тут же подскочила Тина, зашептала:
– Очнулась? Не шуми только, чтоб деток не разбудить, едва уложила.
Хотелось спросить, где она и что случилось, но голос не слушался, губы шевелились, а звук из них не вылетал. Тина поняла, смочила губы водой, стало чуть легче.
И вдруг Порусь все вспомнила сама. Но первой мыслью были не Рус и Элма, а дите, что закричало и замолкло перед тем, как она начала проваливаться в пустоту.
– Как дите?
– Сына ты родила, да не выдюжил, слишком маленький, рано…
По щекам Поруси катились беззвучные горькие слезы. Ей так хотелось, чтоб было много сыновей и дочек… Теперь вот не судьба, видно.