Князь Рус
Шрифт:
Рус спросил настороженно:
– Ты это к чему речешь?
Корнило отступил, давая дорогу дряхлым старцам. Их вели под руки в дом, те опасливо посматривали на громадных скифов.
– Да так, – ответил он неопределенно. – Если, смекаю, за зиму не успеем все от них перенять… то пусть и дольше останутся. А что? Не облезем.
Сердце Руса колотилось так отчаянно, что стало трудно дышать. Кровь бросилась в голову, заломило виски. Все уже уселись за большим столом, слуги исчезли. Соломон вопросительно смотрел на скифов. Рус кивнул, быстро сел на лавку. Все взгляды были обращены на него. Он откашлялся, впервые в жизни чувствуя
– Я предлагаю вам… остаться на эту зиму. Лучше ехать весной, когда земля подсохнет. А еще лучше остаться дольше… намного дольше! Да что я говорю… Рука не дрожит, когда вздымаешь залитый кровью меч, когда рубишь и вырываешь сердца, а сейчас… Что вяжет мой язык так люто? Почему не могу сказать, что мы сгубили в кровавой резне лучших воинов. Ваших и наших. Конечно, и мы, и вы знали похуже времена. Ваше племя пошло от единственной пары, и наше – тоже. Но сейчас могут по нашим следам прийти недобрые. И второй раз уцелеть уже не удастся. Если же мы объединим наши племена… а почему нет?.. смешаем нашу кровь… ну, пусть не сразу!.. сможем выстоять против всего мира.
Он сел, чувствуя себя странно опустошенным после такой длинной для скифа речи. По лбу поползли капли пота. Он боялся смахнуть их, держал лицо строгим и надменным.
В гробовом молчании старейшины Совета обменивались осторожными взглядами. Один старец, по виду едва ли не самый древний, покачал головой:
– Как могут наши племена слиться, пусть даже в далеком будущем, или даже жить на одной земле? У нас столько законов, которых вы исполнять не станете. А для нас они обязательны. Еще Ной велел соблюдать! К примеру, не есть мясо с кровью, оторванное от живого существа…
Рус вскинулся, один из древнейших обычаев, поддерживает воинственный дух, отказаться нельзя никак, но Корнило, к его удивлению, шепнул:
– Соглашайся.
– Ты сдурел? – прошептал Рус яростно.
– Нет законов для всех, – шепнул Корнило. Он посматривал на старцев хитро. – Даже у них, думаю, нет… В самом деле, нечего печень убитого врага жрякать всему племени. Да, сказать правду, наше племя никогда и не ело такое мясо с кровью. Смекаешь?.. А вот для воинов, убивших врага в бою, этот обычай останется. Еще не понял? Воины и так как бы за племенем или над племенем. Упражняются с мечами, бегают с двухпудовыми камнями, прыгают в доспехах в воду. Разве так живет племя? Воины – это уже не племя, а отдельная дружина.
Вид у старейшины был скептический, он ожидал отказ, но Рус вдруг прямо встретил его взгляд:
– Согласен.
В комнате пронесся шепот изумления. Соломон переспросил неверяще:
– Ты запретишь своему племени есть мясо с кровью?
Рус кивнул:
– Именно так, как ты сейчас сказал.
В свою очередь к уху Соломона наклонился Аарон, спросил подозрительным шепотом:
– Думаешь, они будут соблюдать эти заветы?
– Нет, не думаю, – ответил Соломон с грустной улыбкой. – Они слишком бесхитростны. За версту видно, когда собираются солгать… Но соблюдение правил наполовину уже лучше, чем полное бесправие. Главное, что мы можем сделать, – это ввести эти правила в закон. А где ты видел, чтобы законы выполнялись охотно? И целиком?
– Хочешь сказать, что постепенно…
– Да. Скифы еще не знают, чего можно добиться медленным давлением шаг за шагом.
Рус поднялся, разговоры оборвались. Все взоры были на огромной фигуре варварского князя. Он сказал громким мужественным голосом:
– Мне надо в свой стан. Но я вернусь за вашим словом.
Он кивнул Корниле, тот нехотя поднялся. Надо дать старцам поговорить без чужих ушей, обсудить, посоветоваться со своим богом.
Когда стук копыт затих, тишина словно взорвалась голосами. Соломон чувствовал, что слишком ошеломлен, чтобы сказать что-то стоящее. Сидел, прислушивался, сам не открывая рта, наконец потихоньку выбрался из-за стола. Старейшины срывали голоса в споре, воздух накалился.
Соломон вышел на крыльцо, по улице несся всадник, распугивая людей. Конь остановился у крыльца как вкопанный. Ис спрыгнула легко, щеки ее горели как утренняя заря.
– Я… я не верю… – воскликнула она. – Ни тому, что Рус мог такое предложить, ни тому, что вы можете согласиться!
Она трепетала как мотылек на ветру. Соломон любовался ею с грустной улыбкой:
– Рус знает, что невозможно жить нам на одной земле… Обязательно возникнет новая вражда, а затем и… Мы можем только слиться в один народ. Именно сейчас, пока скифы обескровлены и пока они еще уважают нас за ту резню.
Она вскрикнула:
– Но вы! Как можете решиться вы?
– Мы еще не решили, – ответил он мягко, – но я думаю, что мы… все-таки примем удивительное предложение Руса. Это ведь племя Гога и Магога, которому предназначено уничтожить народ Израиля! А если мы сольемся с ним, то в нем исчезнет этот свирепый дух.
Ее губы прошептали:
– Но исчезнете и вы…
– Нас было двенадцать племен, – напомнил он печально. – Мы только одно… Куда-то ушли еще одиннадцать. Неужели все погибли? Хоть одно да уцелеет! И тогда Израиль возродится из нашего пепла.
Она сказала сердито:
– Но если каждое из племен, столкнувшись с бедой, решит исчезнуть, только бы утащить с собой в бездну врага, то что будет? Врагам нашим несть числа. А племен наших всего двенадцать! А сколько осталось на сегодня?
Он поморщился, словно пережидал сильнейшую боль. Голос стал хриплым от страдания:
– Врагам несть числа… но они всем враги, а не только нам. Они уничтожают друг друга, нам только надо стоять в стороне. А сыны Гога – это другое. Гог, старший сын Яфета, решил, что отца его изгнали. Изгнали могущественные враги из страны богатой и обильной. Изгнали, отняв сады, земли, богатства… И сын горит жаждой отомстить за отца. И эту жажду и ненависть он передал своим детям. А их правнуки уже и не знают, почему так ненавидят нас и почему должны прийти в Опаленный Стан, чтобы уничтожить весь народ, там живущий. Уничтожить всех, даже младенцев. Забить весь скот, вырубить сады, засыпать родники и каналы. Но они живут с этой мыслью…
Она долго молчала, потрясенная. Спросила робко:
– Но почему они так решили? Почему Яфет, видя ростки зарождающейся ненависти, не сказал, что мы все – одно племя?
Теперь молчал долго Соломон. А когда заговорил, голос был нерешительный, словно стыдился чего-то:
– Подавлен был не только Яфет… Но и наш предок – Сим. И третий брат – Хам. Предания говорят, что они всю жизнь положили на какое-то великое деяние, что должно было их возвысить до уровня богов. Или бога, если тогда уже знали одного… Теперь говорят, что они строили гигантскую башню, дабы достичь небес.