Князь Русской Америки. Д. П. Максутов

Рокот Владимир

Александр Сергеевич Пушкин стал собирать описания земель камчатской и американской непростительно поздно. Он ни разу не посылал своих героев дальше острова Буяна. Но принес в жертву морской стихии своего лицейского друга Ф. Матюшкина, ставшего соплавателем Ф. Врангеля. Близкий А. Пушкину литератор и библиофил, мастер эпиграммы С. Соболевский одно из своих произведений в 1857 г. начал так: «Честные господа — не в Россе ль?» К тому времени крепость Росс в Калифорнии была не только самым далеким от столицы российским поселением, но и далекой историей. Выбранное емкое сравнение, разумеется, находилось в плену рифмы, но довольно точно указывало на тщетность попыток найти честных людей в России.

Традиции «американского» русского романа

мог бы создать Н. Некрасов. Но не создал. Действие его книги «Три страны света» захватывает и Русскую Америку. Совсем чуть-чуть. Одна из глав так и называется «Похождения Никиты Хребтова с пятью товарищами в Камчатке и в Русской Америке». Публика не разобралась, с кем писал роман Николай Алексеевич, с музой-соавтором или соавтором-му-зой. Трудно сказать, какие главы принадлежат перу маститого литератора, а что Авдотье Панаевой (псевдоним Н. Станицкий). Роман, появившийся в 1848 г., не оставил заметного следа в русской литературе. Никто не стремился присвоить себе его авторство, как делал герой Н. Гоголя Хлестаков с историческими сочинениями господина Загоскина: «Ах да, это правда: это точно Загоскина; а есть другой «Юрий Милославский», так тот уж мой». Автор позволил себе процитировать реплику из известной комедии только потому, что сам князь Дмитрий Петрович Максутов, герой настоящего повествования, относился к ней очень уважительно.

«Русская американская» беллетристика так и не сформировалась, когда Россия еще присутствовала в Америке. Не стала она достоянием массовой читательской аудитории и сегодня. Хотя российским читателям знакомы имена романистов, таких как И. Кратт, С. Марков, А. Кудря, писавших об освоении Аляски. К сожалению, в русской литературе нет масштабных «американских» произведений, которыми бы зачитывались поколения романтиков. Нет авторов — кумиров молодежи. В англоязычной литературе такие авторы есть: Майн Рид, Фенимор Купер, Джек Лондон. Великолепные персонажи индейцев создал немецкий романист XIX в. Карл Май. Эти «вожди апачей», вдохновлявшие колонизаторов Второго и Третьего рейхов, дожили до кинематографического воплощения в восточногерманских вестернах.

В нашей стране «Русская Америка» все чаще появляется на страницах книг и на театральных подмостках. Государственной премии СССР за 1978 г. был удостоен поэтический сборник А. Вознесенского «Витражных дел мастер», где одна глава (скол) посвящена Русской Америке. С 80-х гг. прошлого века не сходит со сцены рок-опера А. Рыбникова «Юнона и Авось». Силой таланта художественных интерпретаторов прошлого исторические герои становятся близки современникам, хотя поступаются своей историчностью.

Академический интерес к активности России в Тихом океане не ослабевал никогда, но существовал в плоскости, не пересекавшейся с художественной литературой. Потому и бытовало мнение, что Русская Америка подзабыта. Могли бы как-то оживить народную память юбилеи, как, например, своевременно припомненное 800-летие Москвы. Но 200-летие открытия русскими Северо-Западной Америки пришлось на лето 1941 г. Объяснять не надо, что тогда было не до юбилеев. А ведь готовились, судя по работам советского историка

Семеня Бенциановича Окуня конца 30-х гг. прошлого века Да и одно из последних довоенных заседаний Российского географического общества, состоявшееся 17 июня 1941 г., было посвящено Русской Америке. Печальная дата — столетие передачи Аляски в октябре 1967 г.— была вытеснена радостным пятидесятилетием Великой Октябрьской революции. 200-летний юбилей Российско-Американской компании пришелся на 1999 г., когда великая страна еще не оправилась после распада. На этом фоне территориальные потери России в Америке могли показаться смешными.

Так и не соединилась академическая «русско-американская» литература с художественной. Зато между ними нашла свою нишу легковесная однодневная публицистика, паразитирующая на глубоких исторических исследованиях, завлекающая лихостью стиля и легкостью мысли.

Российских специалистов по Русской Америке можно очень условно разделить на три поколения: «ушедшие», такие как С. Окунь, А. Окладников, А. Алексеев; нынешние «непререкаемые авторитеты» (без тени иронии), такие как Н. Болховитинов, Б. Полевой, С. Федорова; и относительно «молодые», такие как А. Гринев, А. Истомин, А. Петров. Фундаментальные работы этих ученых имеют высокий индекс цитирования и издаются устоявшимися научными сообществами в нашей стране и за рубежом. Автор искренне благодарен этим людям за то, что они не уклонялись от общения с ним.

Наиболее глубокие системные исследования феномена Русской Америки проводятся в Институте всеобщей истории РАН и Центре североамериканских исследований. Библиография по Русской Америке за последнюю четверть прошлого века и пять лет нынешнего насчитывает десятки томов. Но мало кому удается избежать ссылок на труды ученых, объединенных страстью и настойчивостью академика РАН Н. Болховитинова.

Многие писали и пишут о русском периоде Аляски, не связывая себя с планами научных учреждений, на свой страх и риск как свободные художники (free-lancers). Такие профессионалы, как С. Марков, В. Песков, Л. Свердлов, известны как весьма уважаемые публицисты. Иных, менее уважаемых, автор не упомянул и смог удержаться от рекомендаций вроде «этого вообще не читайте». К сожалению, именно в публицистике очень часто появляются кальки переводов с английского. Так, Главный правитель становится губернатором, а его жена-княгиня превращается в принцессу. Часто историческая публицистика грешит советами, предостережениями и угрозами деятелям прошедших эпох.

Серьезные американисты вряд ли найдут в настоящей книге что-то принципиально новое для себя и вряд ли будут преследовать автора за некорректное цитирование. С большинством из них автор находится в отношениях приязни.

Разумеется, весомый вклад в разработку русско-американской темы внесли североамериканские историки и интерпретаторы. Это ведь история их страны. Из большого числа известных специалистов по Русской Америке автор ограничится упоминанием только двоих, которых знал лично и которым обязан отдать дань памяти. Самым большим авторитетом по биографиям русских, осваивавших Аляску, мировое научное сообщество признает Ричарда Пирса. Стараниями этого профессора Аляскинского университета (город Фэрбенкс) был составлен Биографический словарь Русской Америки, переведены и изданы многие работы российских специалистов. Впервые автор узнал о Дмитрии Максутове в конце 80-х гг. прошлого века на страницах книги Р. Пирса «Строители Аляски: Русские правители. 1818—1867». Самому Р. Пирсу автор был представлен С. Федоровой.

С американцем русского происхождения Виктором Порфирьеви-чем Петровым, работавшим в свое время на Госдепартамент, автор познакомился во время экспедиции в города Тотьму и Великий Устюг Вологодской области — «метрополию» Русской Америки. Этот русский американец всем своим творчеством стремился доказать, что наши соотечественники — такие же полноправные созидатели Соединенных Штатов, как и белые англосаксонские протестанты. Правда, самого В. Петрова, въехавшего в США из китайско-русского города Харбин, американский иммиграционный чиновник записал: белый китаец.

Русско-американский профессор В. Петров дал сдержанно высокую оценку автору. Правда, не за первые публикации о Д. Максутове, а за игру на фортепиано в салоне экспедиционного судна. Мол, что это за Ван Клиберн объявился во втором часу ночи.

Когда Плутарх принимался за свои сравнительные биографии, он хотел показать, что почти добровольно вошедшая в состав Римской империи Греция внесла вклад в общее дело своими героями и богами, не уступающими римским. Уникальная история Аляски дает возможность Плутархам нашего времени показать общих для России и Соединенных Штатов героев, их общий вклад в историю двух стран.