Князь Рысев 3

Лисицин Евгений

Я тоже ощущал себя ребенком, которому обещали сладкое в награду за невозможное. Унылый взрослый внутри меня бубнил, мол, какие еще деньги и слава? Ты еще на медаль позарься!

Я не слушал. Чувствуя, как меня покидают силы, начал заваливаться на старуху.

— Рысев? — непонимающе спросила невеста Сатаны, а после уже влила в собственный голос привычные, командирские нотки. — Медика сюда, живо!

Я проваливался в сон...

Глава 25

В прошлой жизни я избегал больничных коек. Вонь

хлорки, мнимая стерильность, белизна накрахмаленного врачебного халата...

Там, где обязаны были порхать юркие, стройные девчата-санитарки с белоснежными улыбками, царствовала горькая реальность, вещавшая о том, что девчата, стройные, изящные и улыбчивые, тоже не горят желанием приближаться к больничным койкам, а жаждут работу попроще, зарплату побольше...

Так что получай здоровенных, хоть и до бесконечного добродушных, бабищ.

Аромат больничной еды всегда носил в себе щепотку чего-то болезненного. Сколь бы румянен ни был больничный борщ, а до того, который варила бабушка дома, ему точно было далеко.

В ином мире больницы оказались иными. Всякое разодетое в белый халат чучело спешило проверить меня на только одним им понятные анализы. Кармическая увязка? Колодец маны? Не удивлюсь, если где-нибудь в заднице они решат измерить жар магического влияния.

Майя с Алиской несли рядом со мной едва ли не еженощную вахту. Стоило какому-нибудь псевдолекарю потянуть ко мне свои культяпки, как они тут же обращались в рассерженных до безумного кошек.

С оружием их не пустили, но Алиска поглядывала на шпильки своих каблуков. Огненной дочери Тармаевых клинки с пистолями и не требовались.

Они словно не замечали своей привязанности ко мне, обсуждали меж собой женские секреты, смеялись, но никогда не спорили.

Лишь ночью, после врачебного обхода, они забирались с обоих боков в койку и давали моим рукам полную волю.

Биска приходила редко — дьяволица всем своим видом показывала, что навещать больных не ее профиль. Даже если это родимый офицер, у которого она стоит в подопечных.

Мне еще предстояло понять, что делать с ее повысившимся уровнем. Если бы не она, то я вряд ли смог бы укротить воплощение самого театра.

Необузданная сила чужого вдохновения видела во мне жуткую угрозу. Словно хорошее, враг всего лучшего, я явился посягнуть на само его существование — и ему было плевать, что на деле я его защищал.

Про Егоровну писали во всех газетах. Передовицы достали из закромов геройские краски и теперь всячески разрисовывали ее образ. Словно старуха там в одиночку раскидала добрую половину боевиков.

Сыщики один за другим вытаскивали улики из обвалившегося крыла театра. Посол Англии был вызван в министерство для разбирательств.

Газетные акулы готовы были смаковать каждое слово, а уж как они наяривали на значение «война», можно было только подивиться. Как будто война хоть когда-то была чем хорошим...

Император был щедр на награды, но меня решил обойти стороной. Кондратьевич, время от времени вырывавший меня из любовного плена девиц, велел этому радоваться и не разевать рта лишний раз.

Потому

что наградит, а это ведь внимание — зачем его привлекать к себе, будучи по факту едва ли не безродным голодранцем? Когда жук обращает на себя внимание великанов, должен ожидать, что его пожелают раздавить. Порядка ради и острастки для — дабы остальной мелочи неповадно было.

Я и не жалобился. Меня вполне устраивало то, что моя награда оказалась сокрыта от чужих глаз.

Еще до того как Майка с Алиской во всеоружии нагрянули в мою палату, ко мне заскакивал улыбчивый, предпочитающий официоз черного в одежде, человек. Мне думалось поначалу, что бывшие коллеги Старого Хвоста явились прикончить несносного мальчишку: сегодня он Старого Хвоста выносит лапками вперед, а дальше что? Тут и до Новых Усов, и еще до каких Грязных Трусов дойти может...

Егоровна не солгала и в самом деле отблагодарила за помощь. Мне на миг вспомнилось, что она там бухтела по поводу того, что справилась бы и своими силами, просто если уж появился человек, коего можно использовать — его нужно использовать.

Ни черта бы у нее одной не получилось, развеяла потом сомнения заявившаяся ко мне Биска. Дьяволица слопала все яблоки, что принесла Майка, взялась за апельсины, и лишь тогда я намекнул рогатой о том, что мир полон страшно забавных слов, изредка всплывающих в нашей голове. И не хочет ли она хотя бы на краткое мгновеньице вспомнить о таком словце, как «совесть»? Она надула губы от страшной обиды, пришла к выводу, что для выздоровления такого здорового лба, как я, хватит и одного апельсина, исчезла.

За улыбкой человека пряталась благожелательность — царь его величество Император не оставил мои заслуги перед отечеством без своего пристального внимания. Снять опалу и провозгласить снова своим фаворитом мой род он не может, но вот выдать батюшкино жалование, обещать помощь с восстановлением родового поместья и оказать посильную помощь в будущем становлении, хоть и тайно, но в состоянии.

Я едва не обкончался от радости. Хотел заикнуться, что неплохо было бы мне еще из недр сибирских руд раздобыть какую-нибудь служку, да так, чтоб ровнехонько кровнорожденную. Но потом решил, что это уже слишком, я до конца своих дней буду ловить насмешливые взгляды инфантер-генерала. Да, будут говорить его веселые, живые глава, ты герой, парень! Сумел там, где обосрались бы другие. А вот найти кровнорожденного подручного, да без помощи так и не сумел...

Забегали и Дельвиг с Женькой. Где и как умудрился укрыться от вездесущего взгляда нашего толстяка последний, он так и не сказал, да с него особо-то никто и не спрашивал. Дельвиг же, в свою очередь, был само волнение. Его лицо, едва он вошел в палату, обратилось в маску искреннего испуга и в тот же миг облегчения. Волнение за меня рисовало ему невесть какие картины, что я весь с ног до головы обратился в забинтованную, изломанную мумию. Женька был куда сдержанней и вел себя более по-мужски. Велел не беспокоиться ни о деньгах, ни о расходах о больничной койке — его семья всегда рада помочь другу в беде.