Князь сердца моего
Шрифт:
– А... вы? – робко спросила Ангелина. – Вы не смогли ее спасти?
– Не смог, хотя я отдал все свои деньги на подкуп судей, я пытался организовать налет на тюрьму, да что говорить! – Он ожесточенно махнул рукою. – Все мои начинания провалились одно за другим. Мне осталось последнее средство – умереть вместе с ней. Я выведал, когда должны казнить Иллет, и пробрался на площадь, уже запруженную народом. Я смотрел на Иллет. Она стояла спокойно, не дрогнула, когда умирали ее друзья. Но вот на плаху потащили ее отца – и Иллет вскрикнула: следующая была ее очередь. Она стала озираться. Я понял: она ищет меня – я закричал... Нет, мне лишь казалось, будто я кричу: «Да здравствует король! Смерть кровавым тиранам!» – а на самом деле из моего
70
Так парижане прозвали гильотину в годы террора.
Потом я хотел покончить с собою, но подумал: если Бог не попустил мне умереть, значит, я должен жить и мстить. Не счесть спасенных мною... не счесть уничтоженных мною! Но с тех пор я вижу ее во сне каждую ночь. Она отворачивается от меня, ибо я нарушил нашу клятву – быть неразлучными в жизни и смерти. Сегодня во сне она улыбнулась мне – я уж решил, что все, простила, теперь мы будем вместе, но опять проснулся живым!
Ангелина тихонько всхлипнула. Ей стало так страшно, так одиноко! Свеча почти догорела, и чудилось, темнота подземелья сделалась могильной тьмой...
– Мы скоро уйдем отсюда? – жалобно спросила Ангелина, но вместо ответа де Мон прошептал:
– Не может быть!
Поднявшись, он шагнул туда, где находился лаз в очаг. Ангелина побежала за ним – и вдруг замерла: ей почудился запах дыма.
– Стой здесь! – приказал де Мон и с юношеским проворством нырнул в узкий лаз, ведущий к очагу.
Но тотчас же вывалился оттуда, тяжко откашливаясь от дыма, который валил теперь неостановимо.
– В очаге развели огонь! – с трудом выговорил он.
Ангелина терла глаза, из которых потекли едкие слезы.
– Надо им покричать, дать знак. Они забыли про нас, что ли? Мы же так задохнемся!
Де Мон молчал, и Ангелина, взглянув на него, увидела на его лице такое отчаяние, что вдруг все поняла.
– Вы думаете, они сделали это нарочно?!
– Не знаю. – Нотариус заслонил лицо рукавом, стараясь задержать дыхание. – Одно из двух: или в трактир пришли жандармы и им показался подозрительным незажженный очаг, или...
– Или? – спросила Ангелина.
– Или Кола, трактирщик, – предатель. Он меня почти не знает, не может таить на меня зла. Он мог только выполнить чей-то приказ – но чей? Ведь об этом убежище знала только одна... – Он не договорил, скорчившись в приступе мучительного кашля.
Ангелина вгляделась в серую мглу, заволакивающую каморку, и сердце ее дрогнуло в надежде, когда она заметила крест-накрест прибитые доски, закрывавшие подземный ход! Ход к спасению!
Она с силой дернула за рукав задыхавшегося нотариуса. Их взгляды встретились, и в глазах де Мона снова зажглась жизнь, когда он проследил за взмахом ее руки, без слов бросился к заколоченной двери, вцепился в доску, рванул... И едва не упал, потому что гвозди оказались крепки и надежны. Задыхаясь, кашляя, почти ничего не видя от слез, они рвали эту доску, выдирали гвозди обломанными ногтями – и наконец доска отвалилась!
Не переводя духа, де Мон и Ангелина приступили к другим доскам, и теперь дело пошло легче. Кашляя дымом и кровью, невольные узники припали к отверстию, куда сразу же поползли серые длинные
– Скорее, – прохрипел де Мон, толкнув Ангелину вперед с такой силой, что она упала на колени; а когда поднялась и пробежала немного, вдруг ощутила пустоту за спиной и, оглянувшись, издала вопль: де Мон недвижимо лежал в задымленной каморке!
Она метнулась назад, попыталась поднять его, но тело оказалось таким тяжелым, что она закричала в отчаянии, и де Мон открыл глаза, слабо шевельнул губами.
– Бе-ги, – услыхала Ангелина тихий шепот. – Беги, оставь меня... Я вижу... сюда идет Иллет!
И он вздохнул еще раз и улыбнулся, прежде чем глаза его закрылись навеки.
Ангелина не умерла от страха тут же, на месте, лишь потому, что ей помешал приступ жесточайшего кашля, после которого саднило в горле, но светлее становилось в голове. Она вгляделась и поняла, что струи дыма уползают куда-то влево. Это означало только одно: их тянет сквозняком. Она вдруг обнаружила, что, забывшись и безотчетно прикрывая рот и нос рукавом, бредет по коридору, оставив где-то позади в дымной серой мгле мертвого де Мона. У нее щемило сердце от запоздалых сожалений о том, что они так и не поговорили по душам; Ангелине было стыдно – ведь он мог счесть ее всего лишь потаскушкой, которая гораздо более думает о любовных приключениях, кружевах и тряпках, нежели о судьбе страны, которую оставила разоренной и измученной войною. Мог счесть ее кем-то вроде Гизеллы д’Армонти. Ангелина невольно усмехнулась, вспомнив непристойную сцену, описанную де Моном. Да, это уж точно была мадам Жизель, ее ни с кем не спутаешь.
Однако же как невероятно странно судит судьба! Что толку было презирать Оливье, когда Ангелина и сама ни разу не вспомнила о побуждениях высокой мести, приведших ее во Францию! Надо было стремиться в Париж, разыскивать мадам Жизель! Однако ребенок... Это ее несколько оправдало. А когда Ангелина поверила, что можно будет увидеться с родителями, она и вовсе позабыла о том зле, причиненном ей графиней д’Армонти, и готова была ринуться через Па-де-Кале, даже не оглянувшись на былое! Не для того ли заградил ей рок путь из Франции, чтобы она исполнила свою клятву расквитаться с Гизеллой д’Армонти? Ну, дай Бог только остаться в живых – и Ангелина клянется своей любовью к России, к Никите, к родным, что заставит графиню пожалеть о содеянном ею.
Эта мысль вернула ее к действительности. Задумавшись, она не помнила, как шла, а теперь встревожилась: не миновала ли выход?
Но нет, струи дыма по-прежнему змеились впереди, вот только проход сделался уже: Ангелина двигалась теперь пригнувшись, задевая плечами стены. Потом ей пришлось согнуться в три погибели, затем вовсе опуститься на четвереньки... Она ползла, стирая в кровь колени, и старалась ни о чем не думать. Только благодаря отчаянному упрямству она еще как-то протискивалась в этой крысиной норе, то и дело стряхивая с лица землю. «Это тебе дорого обойдется!» – сказал чей-то глухой голос – ехидный и насмешливый, и Ангелина подумала, что, наверное, это уже подступила смерть и пытается заставить ее лечь и тихо умереть. Потом сквозь шум своего надорванного дыхания она снова услышала тот же голос: «Это же тебе не корзину рыбы купить! Человеческая жизнь недешево стоит!» Теперь голос звучал совсем близко... Ангелина подняла руку, слабо взмахнула ею... И невольно вскрикнула, больно ударившись кончиками пальцев о грубые доски.
Дверь!
Голоса раздаются из-за двери!
– Не пойму я – откуда этот дым ползет?! – воскликнул кто-то.
И тотчас отозвался голос, при звуке которого Ангелина едва не умерла от счастья.
– Да я уж давно заметил. По-моему, за этой дверью что-то горит.
Господи, это голос Оливье!
– Оливье! – закричала она что есть силы.
– Там ничего гореть не может, – ответил первый весьма категорично. – Ты же видишь – дверь заколочена, туда никто не ходит, а стало быть, пожар устроить некому.