Княжеская школа магии
Шрифт:
— Ты это на что намекаешь? — развернул Гоголян Пушкина.
— Да это я так. Ты тут ни при чём. — Саня посмотрел на Лешего и уточнил: — Ну так что, можно?
— Можно, — кивнул Леший. — Раз мы договорились кое-как, то прошу всех удалиться. А тебе, — снова посмотрел колдун на меня, — лучше прислушаться к моим словам. Я не учитель, который учит, как жить. Но я, будем считать, друг, который хочет справедливости. И мне было неприятно слышать, как ты захотел возвысить этого гада перед родителями. Конечно, это твой выбор, Димон, но я бы не стал говорить,
— А как тогда поступить?
— Спроси у Жука, если сам не способен думать, — пошутил надо мной Леший.
Хотя я бы сказал проще — он меня знатно подъебал.
На душе так паршиво стало. И ведь, сука, понимал, что Леший говорил правду. Но не мог так просто взять и отказаться от помощи.
С другой стороны, Леший прав.
Владимир Владимирович — это самый настоящий урод, который не оценит такой жест. То есть он его оценит, но сразу же о нём забудет, когда придёт новая проблема. И я это прекрасно понимал. Даже знал, что придётся снова что-то придумывать, чтобы задобрить гада.
Ну а если этого не сделать?
Не сделаешь этого, тогда дорога только одна — на эшафот.
Урод найдёт кучу причин, чтобы «отделить» голову от тела.
И всё же вам интересно, как поступил я.
Что же, мне тоже. Но об этом я сам узнал, когда вся эта ночная хрень закончилась.
Глава 16. Третьего не дано
Дети за два дня очень устали. Сужу по себе, ибо я хоть и не ребёнок, но тоже дико хотел спать.
Это я к тому, что, после необычного разговора с Лешим, мелкие отправились на заслуженный отдых в свои кроватки.
Они у меня молодцы, поэтому я даже не сомневался, что все всё сделают красиво — так, чтобы ни один из родителей не узнал об их ночной прогулке за пределами Петровки.
Что касается меня… тут немного сложнее.
Мне пришлось долго оправдываться перед самим собой и искать хоть что-то полезное в признании Владимира Владимировича героем этой ночки.
И вы знаете, вообще нихрена не приходило в голову.
Если смотреть на меня со стороны, то можно заметить учителя, который сидел в саду Чайковских и наблюдал за звёздами.
Но если смотреть со стороны меня самого, то внутри Димона шла борьба между инстинктом самосохранения и совестью.
Первый не хотел отправлять моё тело на эшафот, а вторая — не хотела, чтобы я признал директора героем, который нашёл Щелкунчика.
— Думаю, ты поступишь правильно, — напугал меня Леший.
— Ты всё-таки решил за мной шпионить? — улыбнулся я. Мне нужна была помощь со стороны. И, как подкалывал Леший, помощь царя леса была очень даже своевременной.
— Мне всегда интересно знать, чем всё заканчивается. Кроме того, обожаю наблюдать за людьми, которые борются со своим внутренним миром. Их лица напоминают безмятежного телёнка, который осознал, что с безмятежностью покончено.
— И что дальше с ним происходит? — с неподдельным интересом спросил я.
— Тут уже всё зависит от телёнка. Если он постоянно слушается свою маму, то есть зависит от чужого мнения, то всё очень плохо… для него самого.
— А если он слушает себя?
— Тогда есть шанс получить незабываемый опыт. Он может быть с приятным концом, а может и… с не совсем приятным. Но всё равно это опыт. Так что лучше слушать себя.
— Под не совсем приятным опытом… ты подразумеваешь эшафот?
— Это уже тебе решать, Димон, — улыбнулся Леший. Он прилёг на лавочку и исчез. Вот так вот просто взял и исчез. Может, слился с лавочкой. Но для меня Леший оказался невидимым. Вот и всё.
Я снова остался в полном одиночестве. Рассвет уже не за горами. Родители моих и не моих учеников пока что не вернулись.
Тут мне пришла ещё более дурацкая идея — поговорить с Чайковским и узнать, что он думает на этот счёт. Ведь если на то пошло, последнее слово за Щелкунчиком. И если он будет утверждать, что его спас учитель, а не директор, то я не смогу этому сопротивляться.
А мне это и не нужно.
Но ещё больше меня радует тот факт, что появится шанс оправдаться перед Владимиром Владимировичем, что всё пошло не по плану. Он, конечно, огорчится. Но будет рад, что ребёнок жив-здоров, и родители не дурят директору мозги.
В конечном счёте это была уже не такая и дурацкая идея, как оказалось.
Осталось только зайти в комнату к мелкому, чтобы всё «разузнать».
И если забраться в дом Чайковских не составило особо труда, поскольку окно на втором этаже было открыто, а рядом с ним росла ива, то насчёт разговора со Щелкунчиком пришлось повременить. И дело здесь не в том, что я зассал, а в том, что мелкого так-то и не было
— Ты что это, Леший, решил нас всех «надурить»?! — крикнул я в пустоту. — Это такие лесные шуточки у тебя?! Спрошу прямо: ты сожрал мелкого?!
Да, в мою дурную голову снова полезли мысли о каннибализме, если Лешего можно было считать человеком.
Я обыскал весь дом, но Щелкунчика так и не нашёл… никого не нашёл. Хотя я и не хотел найти кого-то другого. Ещё мне не хватало увидеть Александру Андреевну, которая снова спросила бы, где её сын, и почему учитель княжеской школы магии рыщет в поисках её сына в её же доме, когда входная дверь заперта.
Тут зазвонил телефон. И угадайте, кто это был?
Грёбаный Владимир Владимирович, которому почему-то не спалось. Видимо, мужик что-то почувствовал даже на расстоянии.
Я трубку не брал.
Но, сука, пошёл второй звонок.
За ним — третий.
Когда тебе без паузы звонит один и тот же человек три раза подряд, это означает только одно — что-то случилось.
А если это звонит директор, то точно что-то стряслось. И самое обидное, что ненавидимый всеми человек в курсе происходящего… ну а как ещё объяснить звонок посреди ночи?..
Я проглотил слюну. Свайпнул белую круглую иконку звонка вправо. Выдохнул. Поднёс телефон к уху.
— Димон? — послышался знакомый детский голосок.