Княжич, князь
Шрифт:
— Вплотную Ворон будет заниматься, а не я.
— Верно. Но именно ты должен удумать, чтобы все ладно да складно получилось.
— Тут и думать-то нечего — мне давно уж основательно подлечиться следовало бы, да все недосуг было. А прочие мелочи — что да как — по ходу дела сами собою сочинятся.
— Ну, тебе виднее.
— Я ведь и без того собирался с отцом Паисием поговорить душевно. Значит, теперь обращусь с этим к герру Корнелиусу. Вот здесь, прямо под ребрами, за последний год такая тягота учинилась — иной раз просто
— Ты бы отцу Никите показался, Димитрие, — участливо перебил его отец Варнава. — Знаниями он и отцу Паисию почти не уступит. Разве что опыта малость поменее.
— Э-э-э! Да не опыта, годов у него поменее. И не малость, а намного. Ведь только старик старика и выслушать толком сумеет, и понять все тонкости, и помочь надлежащим образом.
— Эк тебя понесло-то… — пробормотал отец Власий. — Вороне, а скажи-ка ты и старцу Димитрию это свое «возвращайся», сделай милость. Ну всё, всё! Не пыхти, старче, — тебе пыхтеть вредно. Хе-хе… Вот что, Белый Отче, давай-ка прикинем: дорога туда да еще и там какое-то время провести придется (уже всем нам), да обратный путь… Не меньше месяца получается, как ни крути. Сможешь на такой срок детей своих оставить?
— Смогу. Подрастают помощники.
— Вот и ладненько. Да, батюшко игумен: коль уж о детях — не слишком ли круто ты со своими обошелся-то, а? Жалко ведь, пусть и задним числом.
— Скажем так: со своим. Княжичем сотник Василий озаботился — он же его дядька все-таки. Нет, не слишком. В самую меру и пользу.
Отец Власий хлопнул себя по колену и захихикал:
— А помнишь ли, княжий юнак Вирий, как ты и Вук у князя Турянского из двух пищалей корову наповал уложили?
Приподняв плечи, отец Варнава с большим сомнением покачал головой:
— Что-то не припоминаю такого. Да и темно тогда было.
Он не сдержался и хохотнул коротко.
— Ладно хоть по Синь-Камню палить не удумали, — неодобрительно пробурчал Димитрий. — Нашли же место, шкодливцы эдакие.
— А и то не было бы ни беды, ни вины на них, — мягко возразил Ворон. — Синь-Камень — не святилище, а всего лишь оставленное былыми хозяевами место силы земной.
— Не было бы… Когда поодиночке — ведь достойнейшие юнаки. А когда сойдутся — ничем иным заниматься не могут, кроме как шалберничать. И к слову, где они сейчас?
— В книжнице оба, — ответил отец Варнава. — Я их для пущего вразумления обязал «Назидательное слово ко благонравным юнакам и юницам» архиепископа Феофилакта с греческого языка на славенский переложить да уставным письмом набело переписать. За ту седмицу, что до княжьего отъезда осталась, успеют управиться. Брат Мартирий надзирает.
Отец Власий завел глаза к потолку, пожевал бороду и сообщил злорадно:
— Брат Мартирий в уголке похрапывает, а наши Орест и Пилад втихомолочку во «сверчка» играют. Отправил бы ты к ним, батюшка игумен, хоть брата Илию, что ли.
Отец Варнава вздохнул:
— Пожалуй, лучше мне самому сходить.
Глава XVI
Кирилл расстроенно тряхнул головой, занялся вовсе не нужным поправлением подпруги. Синий сарафан перестал мерещиться в открытом проеме монастырских ворот. Держан, потоптавшись за спиной, нехотя отошел к ратникам князя Стерха — те тоже собирались в дорогу, в обратный путь.
Брат Иов вскочил на коня, спросил с интересом:
— Любишь затяжные прощания, княже?
Кирилл промолчал. Поклонившись поочередно в сторону отца Варнавы, сотника Василия и Держана, поставил ногу в стремя. Княжич помахал ему с печальным лицом и поспешно отвернулся. Сотник Василий, чинно поднеся руку к шелому, подмигнул неожиданно озорно.
— Ну, с Богом! — голос отца Варнавы тронул коней с места.
За воротами Кирилл еще раз оглянулся через плечо — тропинка, огибающая стены обители, была все так же пуста.
— Даже в последний миг не появится, — проговорил инок. — Однако печали в том не ищи.
— Как думаешь — будет дождь? — спросил Кирилл, кивая на облака у горизонта.
— Разве что к ночи. Не по своей воле не пришла.
— Тебе-то откуда знать?
Брат Иов пожал плечами.
Совесть с неодобрением пошевелилась, как будто сердито толкнула изнутри острым локтем под ребро. Кирилл выдохнул остатки раздражения и непредсказуемо для себя самого сказал доверительно:
— Знаешь, прежде и слышать ее мог, и видеть, а нынче словно стена какая-то меж нами выросла. Спрашивал отцов — Ворон прямых объяснений избегает, говорит непонятно, а отец Власий каверзами своими всегдашними отвечает.
— Не все преграды — во вред, иные — к пользе нашей.
— Не вижу я тут пользы.
— Не вижу я тут пользы! — упрямо сказала Видана.
— Сейчас не видишь, — согласился Белый Ворон. — Оттого и сердишься. Разумно ли ведешь себя?
Видана засопела.
— Ступай за мною.
Он повернулся и легко зашагал к вершине холма. Видана еле поспевала за ним, поскальзываясь раз за разом на сосновых шишках. Едва приметная тропинка взобралась наверх, попетляла среди замшелых выходов скальных пород и направилась вниз по противоположному склону.
— Матушка что тебе сказывала?
— Выговаривала, что дескать, слишком уж зачастила я в обитель ко князю, что негоже это. Вороне, так ведь…
— Так ведь и Ворон другого сказать не может. И не должен.
Видана опять засопела.
Сосны впереди расступились, окружив почти правильным кольцом просторную горизонтальную площадку.
— Остановись. Что видишь?
— Поляну.
Приметив на Вороновом лице явное ожидание чего-то еще, Видана поспешно и наугад добавила:
— Ровную, кругленькую такую…