Княжич Соколов. Том 3
Шрифт:
— Да, принял, — вернул я взгляд на терпеливо ожидающую моего ответа тень, — Разве ваши хваленые эфирные мощности не могут определить каков он?
— Вероятность положительного для Цитадели исхода варьировалась от семидесяти до двадцати процентов и замерла на отметке в двадцать две целых, четыре десятых процента, — безэмоционально констатировала тень.
— Вот почему принять решение было так легко, — не сдержался и улыбнулся я, — Обладая всеми вычислительными ресурсами Веера миров, вы даже в настолько очевидной ситуации не
— Тогда зачем ты начал этот диалог? — неожиданно спокойно принял мой ответ Глас Цитадели.
— Пожалуй, решил убедиться на двести процентов в том, что собирался сделать, — пожал я плечами, — уничтожение Цитадели навсегда изменит судьбы миллиардов разумных по всей вселенной. Большая ответственность.
— Мы будем сопротивляться, — добавились стальные нотки в голосе Гласа Цитадели.
Даже коллективный разум в итоге не смог сдержать эмоций. Вернее одной единственной эмоции, которую не следовало забывать новому витку эволюции.
Страх.
— Можете, но вы уже знаете, что это бесполезно, — улыбнулся я и медленно двинулся в сторону тени.
— Сделай расчеты еще раз… ты совершаешь ошибку… — уже с паническими нотками в голосе и отступая от меня назад проговорил Глас Цитадели, — тебе все равно не удастся остановить войну! Однажды распробовав эфир, люди уже никогда не откажутся от могущества, которое он дает! Все чего ты добьешься уничтожением Цитадели, это хаос, вызванный бесконтрольными выбросами энергии! Этот хаос в итоге уничтожит все!
— Ошибаешься, — не согласился я, — у людей останется их внутренняя сила, Ж и ва.
— Для ее развития нужны целые поколения тренировок… люди всегда ищут легких путей и не откажутся от реальной силы ради чего-то столь отдаленного! ТАКОВА ИХ СУТЬ!
— Кто-то откажется, кто-то нет, — развел я руками, продолжая неумолимо приближаться к панически пятящейся назад тени, — И это будет их личный выбор. В самом наличие этого выбора и заключается Свобода.
Больше ничего ответить мне Глас Цитадели не успел. Концентрированная тень распалась на десятки более мелких, которые бросились врассыпную в разные стороны нематериального плана, но все было бесполезно.
Я последовательно освободил каждого из Эсперов от связи с Цитаделью. И чем меньше их оставалось, тем более тусклым был свет окружающего пространства.
С исчезновением последнего Эспера вокруг осталась лишь тьма. Пустота. Лишившись хозяев, отсюда ушла и вся накопленная эфирная энергия. Она по инерции полилась по энергетической сетке Веера, которая доживала свои последние дни.
По моим расчетам ровно через двадцать три дня подпитка Веера прекратится и только тогда все его жители осознают, что произошло.
В одном Глас Цитадели был прав. Миры Веера плотно связали судьбу местных людей и эфириалов. Настолько плотно, что стали их общим домом, в котором им теперь предстоит научиться сосуществовать вместе. Или продолжать воевать.
Отныне они сами смогут решать, что делать. Цитадели больше нет, и никто не будет искусственно взращивать новый эфириалов-убийц и бесконечно подпитывать вражду и ненависть.
Жители Веера вольны сами искать свой путь.
Однако те эфириалы, слепки которых Цитадель столетиями закидывала по своим маршрутам в тысячи безвинных миров там не рождались. Посланным с целью уничтожения им там не место.
И с дарованной мне силой я очищу и верну Свободу в каждый из этих миров. Иначе не заслуживаю той Силы, которую мне доверила судьба.
Которую мне доверил Мин.
Эпилог
— Мама, мама!! — рассек пространство звонкий детский голосок.
Высокая светловолосая женщина в строгом пальто обернулась с теплой улыбкой. Ее длинные локоны развевались на удивительно сильном прохладном осеннем ветру.
— Смотри как я могу! — возбужденно воскликнул темноволосый мальчуган и начал кружиться как волчок.
Потоки ветра послушно подчинились воле ребенка и вокруг него образовался бурный серебристый поток. Он крутился в такт движениям мальчонки, разнося его задорный хохот по пустым рядам старого кладбища.
Желтые и красные листья слетали с дорожек и надгробий, вплетались в образовавшийся искусственный вихрь, украшая его словно разноцветные игрушки новогоднюю ель.
— Потрясающе, — с нескрываемой гордостью в голосе отозвалась женщина и призывно протянула руку.
Мальчик неохотно отпустил контроль над ветром и с тяжелым вздохом взял маму за руку.
Каждый год наступал этот день.
День, когда мать отменяла все дела и везла сына на закрытое частное кладбище на севере столицы. По какой-то причине, в этот день мальчонке особенно легко удавалось «разговаривать» с ветром, но тем не менее, он никогда не любил этот день.
Ведь мама неизменно в него грустила. Да, ее лицо озаряла теплая улыбка, но именно в этот день ее улыбка никогда не была настоящей. За ней чуткий ребенок чувствовал бесконечную грусть и боль матери, хоть и не до конца понимал ее причину.
Каждый год в этот день мальчонка отчаянно пытался развеселить маму, отогнать ее грусть, но за шесть лет ему ни разу этого не удалось.
И каждый раз кульминация этой грусти на самом родном и дорогом для ребенка лице его мамы происходила в тот момент, когда они останавливались рядом с черной мраморной плитой, украшенной причудливыми рисунками птицы и именем героя, памятник которого стоит посреди столицы.
В этот осенний день вокруг того памятника собираются сотни тысяч людей. Они празднуют, гуляют и веселятся. По всем городам проходят парады и праздничный салют.