Княжья воля

Константин

Сологуб отдаривается таким же пристальным взором, за которым происходит тяжелая внутренняя борьба. Отпустит, не отпустит, мне все равно, я, в сущности, такой же десятник, уйду по-любому…

— Как знаешь, — произносит он медленно. — Но знай — ты нам нужен здесь.

Я с одобрением хлопаю его по кольчужному плечу, киваю в знак признательности.

— Мороз, Вран, Ясень! Ко мне!

— Я с тобой! — горячо произносит Джари, подступая ко мне вплотную. Индус тоже что-то воинственно тявкает в трех шагах от нас и хватается за саблю.

— Нет, Джари, ни тебя, ни Мадхукара не возьму. Лица у вас не свойские, раскроют — кишки в дорогу втопчут, извини, но кишки в следующий раз.

Мавр зло скалится, показывая

ровные, безупречно-белые зубы и что-то рычит по-арабски, но отходит, вероятно посчитав мои доводы за вполне обоснованные.

Внизу под башней я собираю подле себя Врана, Мороза и Ясеня. Вчетвером мы снимаем с себя лишнюю снарягу, оружие и цацки, чтобы не сильно отличаться от тех, что валяются мертвыми под нашим частоколом и шныряют вокруг крепостицы. Оставляем лишь кольчуги, на которые напяливаем короткие полушубки, взятые взаймы у плотников Глыбы, вооружаемся боевыми топорами. Я мажу черной головней лоб и щеку, то же самое проделываю с Враном. Мороз рвет на своей поддоспешной рубахе правый рукав, вываливает лохмотья наружу, чтоб были видны. Чус приносит объемистый мешок с каким-то барахлом, типа — добыча. Вот теперь мы как еловые шишки с одной ветки похожи на пришлых героев, побывавших в бою с мирным населением и успевших разжиться трофеями. Почему бы таким славным воякам не посетить корчму и не выхлебать задарма бочонок пивка? Главное вести себя спокойно, пасти не раскрывать и в разговоры ни с кем не вступать, бегом домчаться до корчмы, выяснить обстановку и назад.

Настало время провести отвлекающий маневр и прикрыть наш выход из крепости. Я прошу дружинников на полатях как только мы начнем перелезать дальнюю стену, поднять сдвинутые щиты, между которых Невул, Мадхукар и другие стрелки смогли бы уменьшить поголовье чужих лучников на берегу и заставить укрыться разрозненные шайки все прибывающих из за Двины врагов.

Я прошу Сологуба приготовить веревки и быть готовыми по условному свисту перекинуть нам, чтобы втащить обратно когда вернемся.

— Ну что, бойцы, наш выход! За мной, парни!

Глава двадцать четвертая

Ждать условного сигнала и сбрасывать нам веревки назначили Торельфа. Снаряженный двумя отрезами корабельного каната с узлами для удобства вскарабкивания по ним, дан провожает нас к восточной стене крепостицы.

Метрах в тридцати от частокола форта располагаются огороды и хижины обывателей. Все, что нам нужно — это спрыгнуть со стены, бегом преодолеть открытый, заснеженный участок и затеряться среди стожков сена, плодовых кустов, домов и различных подсобных построек. Домики скорее всего уже разграблены, поэтому встретить там мародеров я не слишком опасался. Естественно, риск на провал нашего предприятия огромный, напороться на злодеев проще простого даже в огородах, но самый опасный отрезок пути до корчмы лежит вдоль пустыря с овражком, там придется идти нахрапом, кося под пришлых.

С мутного, низкого неба, просыпался мелкий, косой снежок. С каждой минутой интенсивность снегопада увеличивается, грозя перерасти в сильнейшую метель. Видимость резко ухудшается, но мы ведь не за рулем на междугородней трассе, нам видимости чем меньше, тем лучше. Обрадовался я этим нежданным осадкам как нашедший бумажник подросток. Метель даже лучше тумана: по глазам бьет, в укрытие гонит.

Осторожно высунув голову над стеной, цепко оглядываю округу. Левее у рыбацких хижин сквозь муть снежной пелены замечаю неясное движение. Серые тени мельтешат вокруг полуземлянок и клетей. Хозяйничают по чужим закромам твари. Справа у пристаней тоже заметно шевеление. До нас далековато, даже если и заметят, скорее всего, примут за своих и не шибко подорвутся. Падающий снег ватным одеялом приглушает звуки, но возня в районе моста через Полоту доносится и сюда.

Первым хватаюсь за острые зубцы кольев. И замираю, полуобернувшись.

—

Братцы, если кому западло, может остаться, это мое дело, думаю управлюсь и один.

— Мы с тобой, Стяр, — после секундного замешательства отвечает за всех Вран. Уж не знаю успели они переглянуться и порешать, но отказников не находится.

— Одному тебе там делать нечего, — уверенно произносит Мороз.

— Ты же нам не чужой, — подводит итог прениям Ясень.

Ага, брат, блин…

Благодарно хмыкнув, я переваливаюсь через стену и после короткого свободного падения по колено утопаю в рыхлом намете. Один за другим спрыгивают трое моих спутников. Присев в сугробе, выжидающе осматриваемся не бежит ли кто нехороший по наши святые души.

Сверху раздается шорох, над зубцами кольев показывается сначала колено, а затем и все тело перелезающего к нам человека.

— Торельф, ты куда собрался? Лезь назад! — очумело шиплю я, узнав по шмоткам скандинава. — Кто нам веревки скидывать будет? Ты же не переодевался, дурень!

Упруго приземлившись рядом с Морозом, дан угрюмо мотает большой головой в железном, запорошенном шлеме и смотрит синим упрямым вызовом. Язык наш он учит и неплохо справляется, но дурака, русских слов не разумеющего, включать не отучился. Мыкнул чего-то на своем и фейс состряпал а-ля хрен он назад полезет и плевать ему как мы обратно попадать будем, сначала живыми вернуться надо…

Оно и верно.

— Ладно, — произношу я многообещающе. — Потом потолкуем. Вран, мешок с барахлом не забыл?

— У меня.

— Тогда поперли рысью до тех домиков!

Поперли плотной гурьбой. Я заранее предупредил, что двигаться будем кучкой, никто не отстает и вперед не лезет, чтобы в случае кипиша единым кулаком вдарить и пробиться. Ломим насквозь, прямиком через подворья, благо ограды не высокие и жиденькие, а где и вовсе отсутствуют. По дороге получилось бы быстрее, но опаснее, к тому же я хотел прикинуть масштабы погромов. Первые же несколько домушек встречают нас черными, слепыми провалами снесенных с петель дверей, вырванными "с мясом" входными пологами. Во дворах валяется втоптанное в снег тряпье, разбитая житейская утварь, расколотая скорлупа пустых сундуков, просыпанное зерно вперемешку с клочками сена и пестрыми куриными перьями. В прогоне между двумя избушками побогаче натыкаемся на понурого бычка запряженного в большую, набитую награбленным скарбом телегу. Ловко работают сволочи! Чувствуется большой опыт и сноровка в подобных делах. Наверняка тут окрест еще не одна такая телега своего часа дожидается. За каких-то пару часов успели сгоношить приличный обозец.

Ближе к центру Заполотья картина начинает меняться. К привычным следам грабежа в полоцких хозяйствах добавляется кровь, уже присыпанная слоем свежего снега, но все еще хорошо различимая на контрасте цветов. И первый труп мы увидели очень скоро. Лежащая на спине в сугробе возле конюшни девка с задранным до груди подолом и распоротым животом глядит в небо потухшими, широко распахнутыми глазами, а набившиеся между век снежинки уже не таят. На этом же подворье, позади добротного дома у входа в подклеть, неестественно подвернув ноги, покоится пузатый мужик с разрубленным лицом. Должно быть не успели эвакуироваться или не поверили, что беда совсем близко.

Ох ты ж… Это ж Любим!

Точно, его это дом, я пару раз здесь бывал, просто заходил не с этой стороны, вот и не узнал поначалу.

Что ж ты так, купец…

В соседствующем с Любимовым подворьем хозяйстве стынут безжизненными буграми еще два тела возле въездных ворот. Оружия в руках нет, либо забрали, либо не было. Такое ощущение, будто люди, действительно, не успели убежать и скрыться за крепкими городскими стенами.

От ломящей боли в стиснутых злостью челюстях темнеет в глазах. Очень захотелось опрокинуть ударом топора по роже кого-нибудь их тех умельцев, аж кровь вскипела.