Шрифт:
Дощечка первая
ПРОКЛЯТИЕ
БЫЛОЕ
Собиралась гроза… а в доме было тепло, тихо, уютно, и не хотелось никуда идти.
Игрушек у Арсика было мало, поэтому он мастерил их сам: бумажные зверюшки – дед научил, самолетики из тетрадных листов, кораблики из сосновой коры. В четыре года они получались не ахти какой красоты и изящества, но в глазах мальчика кораблики казались настоящими морскими посудинами, пиратскими клиперами, шхунами знаменитых путешественников,
– Собирайся, мечтатель, – погладила его по светлой головке бабушка, – в церковь пойдем.
– Зачем?
– Крестить тебя будем.
– А дед пойдет с нами?
Бабушка и мама переглянулись.
– Он уехал… позже подойдет.
– Тогда я его подожду.
Мама нахмурилась:
– Арсений, не упрямься, все равно идти придется.
– Не пойду!
– А я сказала…
– Погоди, Надя, – мягко остановила ее бабушка, – не начинай с утра кобызиться, он и так согласится.
– Не пойду! – упрямо свел брови Арсений.
– Дело в том, что мы все крещеные, а теперь вот и твоя очередь подошла. Да и в церкви ты еще не был, алтаря не видел, иконостаса. Там красиво, свечи горят, люди молятся, тебе понравится.
Мальчик дотронулся пальцем до подбородка – так делал дед Терентий Митрофанович, помолчал, подозрительно посмотрел на бабушку:
– Дед точно придет?
– Не сомневайся.
– Тогда ладно. Только я посмотрю, и все.
– Беги, надевай шаровары и курточку новую.
Мальчик убежал в спальню переодеваться.
– Совсем от рук отобьется без отца, – вздохнула мать, проводив его глазами. – Четыре года, а он уже не слушается.
– Не возводи напраслину на парнишку, – возразила бабушка. – Арсик хороший мальчик, светлый. Вишь, какие лодки соорудил? Загляденье. Головка у него работает, смекает, из него добрый человек вырастет, Терентий правду ведает.
– Дай-то Бог. Кум-то где с кумой?
– К церкви придут, как договаривались.
Разговор прервался.
Женщины принялись собираться в церковь, одели мальчика, и скоро все трое направились к церковке на краю поселка, поставленной еще в прошлом веке пришлым на муромскую землю монахом Амвросием. Церковка сохранилась хорошо, хотя была деревянной, и имела приличный приход, так как батюшка славился добротой и охотно помогал страждущим и неимущим. Но дед Арсика Терентий Митрофанович чтил древних русских богов Сварога и Перуна и в церковь, в отличие от женщин, не ходил. Хотя и не препятствовал другим, полагая, что у каждого свободного человека должна быть своя вера, подвигающая его на справедливые поступки.
Апрель в сердце русских равнин выдался теплым, снег потаял дружно и быстро. Однако в этот субботний день погода испортилась, небо заволокло свинцовыми тучами, и где-то уже прогромыхивал гром. Находила первая в этом году весенняя гроза. Капли дождя упали на землю, когда семья Гольцовых вошла в церковь.
Их встретил сам батюшка Мефодий, погладил Арсика по головке, прогудел в бороду:
– Что съежилось, чадо испуганное? Не бойся, ничего дурного с тобой не сделают, станешь рабом Божьим, молитвам научишься, будешь добро творить. – Мефодий посмотрел на бабушку с укоризной. – Давно надо было покрестить мальчонку, провести путём истинным, отчего не приходили?
– Дак дед его не соглашался, – растерялась бабушка. – Не уговорить было. Вот и выросли мы.
– Ладно, Анна Трофимовна, все сладим, одесную стань, начнем, пожалуй. Снимите с него обувку, поясок. Где кумовья?
– Здесь, – подошел к семье Гольцовых племянник мамы Арсения Кузьма и его жена Светлана: обоим исполнилось по двадцать два года, но детей у них еще не было, и они согласились участвовать в крещении Арсения.
Служка принес свечи. Мать и бабушка зажгли их, одну протянули Арсению, озиравшемуся по сторонам. Лики святых на иконах, сверкающая позолота иконостаса и риз, горящие свечи, таинственная темнота по углам церкви произвели на мальчика довольно сильное впечатление. С одной стороны, эта атмосфера ему нравилась, с другой – хотелось побыстрее сбежать отсюда, так как в душу начал закрадываться страх. Процедура крещения еще не началась, однако ничего хорошего не сулила.
– Купель, – кивнул батюшка дьякону.
Принесли посудину с прозрачной водой, похожую на таз.
– Подведите отрока, – сказал батюшка.
Кузьма и Светлана взяли Арсения за руки, подвели к алтарю. Батюшка повернул Арсика к востоку, трижды подул ему в лицо, трижды наложил крестное знамение на лоб и на грудь, положил руку на голову и начал нараспев читать молитву:
– Господу помоли-и-имся… О имени Твоям, Господи Боже Истинный, и Единароднаго Твояго Сына, и Святаго Твояго Духа, возлагаю руцу мою на раба Твояго Арсения, сподобльшагося прибегнути ко Святому Имени Твояму, и под кровом крил Твоих сохранитися…
И в это время в церковь, растолкав собравшихся прихожан, вбежал дед Арсика Терентий Митрофанович:
– Остановитесь!
Батюшка запнулся, удивленно поднял голову.
За стенами церкви сверкнула молния, загрохотал гром.
Терентий Митрофанович, высокий, слегка сутулый, седой, с широкими сильными плечами, одетый в старинный кафтан, под которым виднелась белая рубаха, подошел к жене и дочери, взял Арсения на руки:
– Прошу прощения, отец Мефодий, но я согласия на крещение сего отрока не давал. Ему уготована другая судьбина.
Батюшка огладил бороду рукой, откашлялся:
– Сие действо добровольно, паче миролюбиво, однако ж не след прерывать священнодействие…
– Я сказал, сей хлопец не будет крещен! Еще раз прошу прощения. Идем, внучек.
Дед направился к выходу из церкви, не глянув на жену и дочь. Те, заговорив разом, бросились за ним, хватая за рукава. Бабушка отстала первой, заплакала. Зашумели односельчане, многие из которых знали семью Гольцовых. Скандала никто из них не ожидал.
Арсений, перепуганный происходящим, тоже заревел.