Код Альфа
Шрифт:
Чиж чертыхнулся в сердцах, и, потерев затылок, начал складывать сам. Выходило что-то сродное статье из околобредовых желтых газет его времени. Что правда, что вымысел — пойди разбери.
Они не вышли — выпали из кабины лифта, растянулись на платформе. Над головами просвистели заряды, сплавили кабину. Патруль открыл ответный огонь, но силы были неравны. Поднятая по тревоге охрана видно прибыла на стоянку планеров всем федеральным составом и жалеть ни себя, ни технику, ни тем более своего «плененного» товарища не собиралась.
— Освободите меня! —
Вит лишь глянул на него. Менять планы капитан не собирался. Рывком подхватил Стасю и рванул влево под прикрытием ребят, к ближайшему планеру. Женщина не успела ни возмутиться, ни с Тео попрощаться. Она продолжала отстреливаться, автоматически нажимая на спуск. Ее несло, противники падали, заряды не попавшие в цель высекали снопы искр из платформы, каркаса, планеров. Грохот, вжиканье, крики, пеленг сигналки, скрежет конструкций задетых огнем; серо-синий пластик платформы, темные очертания машин, силуэты в защитной форме и шлемах — все смешалось, хороводило и не давало сообразить, что расставание с Тео уже произошло, что он уже там, за незримой полосой — границей, в своем мире, привычном к военным действиям, мрачном в своей необдуманной жестокости. Она же уже выпала из него, ушла не заметив. Последний миг, перед тем как ее закинули в планер и крик Чижа, перекрывающий какофонию боя:
— Я люблю тебя, слышишь?!!!
Стася рванула назад, но Кир и Дон, ввалившиеся в салон планера, захлопнули дверцу, заклинили замок, возведя меж Русановой и Филосовым преграду из тонированного стекла. Парень пытался подняться и что-то кричал ей, а она не могла открыть дверь и вернуться к нему. В миг, враз решилась то что не могло пройти иначе, иначе сложиться, но если это было ясно изначально и ей и ему, и почти принято, почти усмирены в душе и сердце чувства и личные желания, то сейчас вдруг они прорвались, возмутившись, взбунтовавшись.
Она хотела к нему, за ним и рвала ручку двери, мечтая снести преграду. А планер уже гудел, набирая высоту. Еще пару секунд и не вернуться, не достать, не забрать…
В тот момент, когда злосчастный замок был разблокирован и Русанова хотела спрыгнуть на платформу, два выстрела, два заряда из залпа достались стремящимся друг к другу. Тео сшибло, откинуло на перекрытие у оградительной зоны, в горле Стаси словно взорвался мини детонатор и она, еще не понимая что ранена, не принимая, что ранен, а возможно убит Тео, выпала бы из планера обратно, в жесткие объятья его мира, и осталась бы там навечно. С ним. А почему нет? Разве это того не стоит?
Как глупо, как странно, — мелькнуло в голове: падать вниз, к нему, в жуткий мир, с которым не хочется встречаться и в бреду, и жалеть об одном, что в своем, уютном, дружелюбном мире я не смогла понять себя и принять Чижа.
Сколько дней в безумном темпе здесь и сколько в размеренном ритме там? И почему в стрессе она поняла больше, чем в спокойствии? Почему в последний миг приняла решение, которое можно было принять раньше и возможно что-то изменить, во всяком случае, исправить финал.
Вопросы мелькнули как озарение, как вспышки от зарядов в темноте, проявились сожаление и разочарование. Они гасли вместе с сознанием, оставляя горький след. И только как эхо в голове: как ты могла Стася? Как ты могла предать его? Его убили по твоей вине. Кто ты?… Как ты могла?…
Она не почувствовала, как Дон перехватил ее в падении, затащил в салон. Не слышала как захлопнулась дверь, как бился в пластик обшивки ветер и огонь залповых зарядов, как гудел потревоженный прямым попаданием левый турбодвигатель. Не видела мигающих ламп предупреждения о повреждении, горящей кнопке тревоги, лица Дона. Он ругался на чем свет, зажимая ей рукой рану на горле, а женщина слышала: "Я люблю тебя!!!" и видела Тео, падающего на заграждение, его глаза, в которых ни укора, ни обвинения — вопрос: услышала ли, поняла? Успел ли он то важное, что казалось пустым раньше: сказать «люблю» и быть услышанным, понятым, принятым?
Ты успел, — прошептала одними губами: Я — нет…
У Чижа вдруг прихватило сердце. Он осел у стены душевой, не понимая, что за чертовщина с ним приключилась.
— Коля? — насторожился Ян: придуривается, что ли?
Мужчина руку выставил: уйди, не трогай меня — все нормально. Парень потоптался, не желая быть назойливым и желая оставлять товарища. Сомнения бродили в голове — судя по цвету лица, у Николая появились проблемы со здоровьем.
— Перегрузка?
Он отмахнулся и поморщился: сердце отпускало, но нехотя, медленно и будто сомневаясь: а не порезвиться ли еще?
Ну уж нет, давай, роимое, кончай шалить! — вздохнул Чижов. Только этого ему не хватало! Мало со Стасей полная неизвестность так еще и у него неприятности с риском потерять друзей, хлопотную, но как-то сразу полюбившуюся работу. Что без нее делать, он понятия не имел, как не имел представления, что будет делать, как жить, случись, что со Стасей.
А ведь узнай кто — спишут, ежу ясно, — подумал уныло и через силу улыбнулся Яну: все хорошо, малыш, только уйди, а?
Парень нехотя вышел и словно унес с собой боль. Сердце отпустило.
Николай оттер со лба выступивший пот и мотнул головой: что же это было-то?
Поднялся осторожно, прислушиваясь к ощущениям в груди, постоял и, нацепив маску бодрости на лицо, вышел из душевой.
Кир накладывал регенерирующую мазь на рану, а Дон придерживал голову Стаси и ругался с Вит:
— Не долетит, слышишь?! Снижайся!
— Ни черта!
— Заряд прошел навылет! Она не выдержит перегрузки! Ты посмотри, кровищи сколько!!
— Не мельтиши, — буркнул Кир. Кровь под слоем мази сворачивалась на глазах, образуя струп. — Все в норме. Прорвется.
— Чуть повысится давление и струп сорвет.
— Не сорвет, я нанон ввел.
— Ей нужно пару дней…
— Да нет у нас этих пару дней!… И хватит.
Дон осел рядом с женщиной, взъерошил и без того стоящие дыбом волосы:
— Шульгин голову оторвет.
— На гильотину еще добраться надо.
— За нами хвост, — бросил Вит. Мужчины повернули головы в сторону окна заднего обзора. По небу, черной густой стаей шли планеры, пытаясь взять в кольцо своего собрата.
— Всю армаду подняли, — хмыкнул Кир.