Код красный: кислород
Шрифт:
Эдик в подробности своей личной жизни пускаться не стал, но, как я поняла, там все не очень гладко, да и статус женатого мужчины ему только мешал. И да, сделал он это ради себя, но мне плевать на мотивацию. Я ведь тоже счастлива осталась.
— А как же доля?
— Что, твой любовник может передумать? — посмеивается Эдик и плещет себе еще виски.
— Понятия не имею, — признаюсь, потому что… да не знаю я ни черта. Верховский говорит решительно и в словах сомневаться, конечно, не дает, но в жизни всякое может быть.
Я верю Жене, правда, но жизнь научила на любой случай
— Обсудим это, если сделка сорвется, — Эдик салютует мне бокалом и залпом осушает его. В душу он меня не пустит, пока до стадии тотального опьянения не дойдет, а в течение дня ему подобное не светит: надо блистать перед партнерами. Разве что после полуночи, но тогда не будет уже меня.
— Не пей много, иначе укачает во время прогулки, — останавливаю, когда Эдик снова наполняет рокс. Надеюсь, он сможет совладать с собой.
— Ты права, — цокает недовольно и отставляет выпивку подальше.
Ну хоть что-то.
До самого вечера мы кружимся белками в колесе. В океане мы застреваем на целых четыре часа, так что я пропускаю обертывание и лифтинг-массаж, по поводу чего не стесняюсь возмущаться. Я вообще поняла, что чем избалованнее жена, тем больше сочувствия выказывают мужу. Мол, да, мужик, сильно ты эту фифу любишь, а еще нервы у тебя стальные, значит, партнером надежным будешь. Логика поразительная, но работает безотказно. Так что я капризничаю с полного позволения Эдика.
Верховский атакует меня сообщениями целый день. Он соскучился, ждет, обожает. Там в каждом не больше трех слов, но меня уносит на романтичные облака. Я его взглядом выискиваю, когда мы возвращаемся в отель, надеюсь, что встретимся и переглядками друг друга подогреем. Но Жени нет нигде. Он ограничивается только сообщениями. То ли энергию копит для вечера, то ли отсыпается.
В одиннадцать мы спускаемся в ресторан, где нас уже ждут. Я поправляю платье. Зачем-то выбрала с разрезом, а теперь смущаюсь, неуместно гадая, что подумает о моем внешнем виде Верховский. Наваждение какое-то. Как будто меня его мнение волнует и, если оно вдруг окажется негативным, я побегу переодеваться. Нет, конечно. У виска пальцем покручу и посоветую не смотреть. А еще лучше это платье с меня снять.
Мы садимся, о чем-то переговариваемся, но я не слышу. Отвечаю тоже на автомате, потому что спину начинает жечь. И с каждой секундой только сильнее. Оборачиваюсь и натыкаюсь на Верховского. Он смотрит в упор, не стесняясь. Уголки губ в улыбке приподнимает и кивает едва заметно. Мне же приходится напомаженные губы кусать, чтобы глупо не улыбаться. Он удивлен, и даже с расстояния в несколько столиков я вижу, как полыхает его взгляд. Там столько чертей пляшет, что я не уверена, что со всеми ними справлюсь.
Женя сегодня красивый, нарядный. В рубашке белой, только без галстука. Пара верхних пуговиц расстегнута, он дерзкий и одновременно расслабленный. Как хищник, пока еще не голодный, но
Возвращаюсь к своей компании, все еще чувствую жжение между лопатками, но теперь не такое интенсивное. Невольно втягиваюсь в разговор, но не перестаю минуты считать, без конца поглядывая на часы на запястье Эдика. Боже, мы теперь бывшие, это по-настоящему. И во мне только благодарность к этому мужчине сейчас плещется. Да, между нами много неправильного было, но тянуть это в новый год не стану. В конце концов, он поступил правильно. А остальное пусть стирает время.
Как мы встречаем Новый год, я даже не могу вспомнить. Все происходит спонтанно: я мечусь между Верховским и нашим столом. Без конца головой верчу и пропускаю момент, когда Эдик открывает шампанское прямо с двенадцатым ударом курантов. Оно пенится и с шипением оказывается на мне.
Не знаю, его ли это задумка или случайность. Но на десять минут после полуночи я не остаюсь. Извинившись, ухожу раньше, напоследок шепнув Катаеву слова благодарности.
Улыбаюсь как дурочка, почти несусь к выходу, где меня настигает Верховский. Мы встречаемся как будто случайно. Он прижимается очень близко в дверях:
— Ты надела это платье, чтобы меня с ума свести? — по телу волна возбуждения прокатывается от пошлого шепота.
— Немножко, — пожимаю плечами и чуть ли не выбегаю в холл. — Мне нужно пять минут. Я переоденусь и спущусь.
— Буду на улице. Как выйдешь — поворачивай направо.
В номер залетаю ужасно рассеянная. Кое-как выныриваю из платья, второпях вытираю влажным полотенцем грудь и живот. Задерживаться нельзя, потому что через десять минут мужчины потянутся курить, а мне категорически противопоказано мелькать там. Поэтому наспех нырнув в самый нарядный свой сарафан и сменив босоножки на сандалии, я, вооружившись пляжной сумкой, спешу на улицу, проскальзывая незаметно даже мимо администратора.
Женя ждет меня, облегченно выдыхает, когда я устремляюсь ему навстречу. Протягивает руку, в которую я вкладываю свою ладонь. Так волнительно и весело одновременно! Сбегаю к Верховскому, как будто мне снова семнадцать и надо утаить от мамы, что я встречаюсь с мальчиком. На губах глупая улыбка блуждает, а тело такое легкое, что, кажется, взлечу сейчас. Женя резко притягивает меня к себе и впивается поцелуем. Совсем не нежно. Кусает губы, втягивает их в себя по очереди, языком двигает так, что последние мозги отключаются.
— А если увидят, — шиплю и снова наши рты находят друг друга.
— Тут некому на нас смотреть, все бухают, — посмеивается он. — С Новым годом.
— С Новым счастьем, — отвечаю и ладонь на его щеку кладу. Глажу легонько, И Женя едва не мурчит. А мне нравится, когда он такой. Другой какой-то совсем или это я его таким вижу, потому что и правда счастлива в этот момент. И это новое для меня чувство, как и счастье — особенное.
Я сегодня не запоминаю ничего: ни дороги, ни ночных видов побережья, ни веселья. Полностью в себя проваливаюсь, сосредотачиваясь на том, что в груди теплится. Щекотно, но так приятно, что не понимаю, как мы снова оказываемся прилипшими друг к другу, стоит двери бунгало закрыться.