Кодекс боя
Шрифт:
В нижней части двери открылось окошко, в него скользнула металлическая тарелка с зеленой жижей. Похитители называли эту еду бойцовской зеленью.
Щель закрылась не сразу. Сего чувствовал: охранник наблюдает за ним, ждет, что он схватит тарелку и примется за еду. Нет уж, пусть продолжают считать его слепым. Не открывая глаз, Сего пошарил по каменному полу – притворился, что ищет подачку.
«Кажущаяся слабость есть сила, а выставляемая напоказ сила есть слабость». Баритон старого мастера отозвался эхом в голове Сего.
– Слепой выродок, хочешь – жри, не хочешь – не жри, мне
Окошко с грохотом захлопнулась, и Сего услышал, как охранник сплюнул на пол перед камерой.
– Думаешь, хорошо устроился, пацан?
Сего не ответил. Эти люди слышали, как он кричал, когда его забирали с улицы, но больше не услышали от него ничего.
– Видел таких, как ты. Босс, поди, рассчитывает изрядно на тебе навариться, – продолжал за дверью надзиратель. – Помнится, был у нас одноногий драчун. Народу нравилось. Резвый такой, прыгал по кругу, выигрывал бои одним ударом. А потом босс подобрал ему хорошего кикера с заточенными голенями. Тот сломал попрыгунчику здоровую ногу прямо в колене. Был одноногий – стал безногий, так мы его потом и называли. – Охранник хохотнул и удалился по коридору.
Сего подождал, вслушиваясь, и, лишь убедившись, что охранник ушел, открыл глаза и посмотрел на стоящую перед ним ржавую металлическую тарелку. Потом наклонился, зачерпнул водянистой зеленоватой кашицы, отправил в рот и, механически пережевав, проглотил. В первые дни здесь он не ел, за что и поплатился, едва не потеряв сознание в первом же бою. Теперь Сего заставлял себя есть, стараясь не обращать внимания на отвратительный вкус и запах месива.
Он отбросил в сторону металлическую тарелку и поплотнее завернулся в прохудившееся одеяло. Сего хорошо знал, что такое боль, но холод отличался от боли, и привыкнуть к нему не получалось. Холод не отступал, пробирал до костей, отчего постоянно текло из носа. Больше всего на свете хотелось постоять под теплым солнцем, чувствуя песок между пальцами ног. Здесь, в Подземье, Сего понял, что может запросто зачахнуть. Несколько дней он слонялся, беспомощный, по улицам и, скорее всего, умер бы от голода, если бы его не подобрали похитители.
Сбросив с плеч одеяло, Сего соскочил на пол и приступил к упражнениям: отжимания, приседания, планка. Встав на цыпочки, ухватился за притолоку и начал подтягиваться, не обращая внимания на впившиеся в пальцы занозы. Выполняя тейкдаун – глубокий присед, длинный шаг, бедра резко вперед, – он разбил в кровь колени о холодный каменный пол. В тесной камере Сего метался, как акула в большом аквариуме.
Потом он до изнеможения, до дрожи в руках боксировал с тенью, отрабатывал круговые удары ногами, сдирая кожу ступней о шершавые каменные стены. Трещины в полу собирали пот и кровь.
Он не зачахнет!
Многое в Подземье было чужим, незнакомым – свет, холод, еда, люди и их языки, – но только не бой.
Знакомый запах боя ощущался везде, он струился по темным каменным коридорам и висел в шумных притонах. О бое вещали с развешенных на стенах экранов, и его эхо отдавалось в каждом зале. Тема боя звучала в речах каждого охранника, завсегдатая бара, подвыпившего гуляки и заработавшего пару битов разносчика. Боевой блеск мерцал в глазах гриваров, мужчин и женщин,
Смотреть на светящийся комочек долго мальчик не мог – начинали болеть глаза, – но к самому огоньку проникся теплыми чувствами. Тот появлялся регулярно, зависал в углу и пульсировал, словно пытаясь наладить контакт.
– Ты ведь не один такой, да? Вас здесь много?
У Сего вошло в привычку разговаривать с огоньком, и, хотя «собеседник» не отвечал, слышать собственный голос после долгого молчания было приятно. Каждый раз, прежде чем начать этот односторонний разговор, Сего проверял, нет ли поблизости надзирателя.
– Я видел их, таких же, как ты. Они парили над какими-то огромными машинами. Но смотреть на них было больно, – признался Сего.
Воспоминание о слепящем свете, бьющем сверху по улицам Подземья, засело в памяти, словно выжженное пламенем.
– Почему ты не летаешь там, вместе с остальными?
Он только теперь начал вспоминать, что увидел, когда оказался в Подземье. Высоченные потолки, похожие на серые шероховатые небеса. Громоздящиеся здания и с жужжанием проносящиеся мехи. Тысячи людей проходили мимо, не обращая внимания на окровавленное тело, скорчившееся на тротуаре.
Возможно, этот светящийся комочек – его единственный друг здесь, внизу.
Ругательства, которыми осыпал мальчика подходивший к двери надзиратель, хотя и свидетельствовали о его интересе к пленнику, вряд ли могли расцениваться как признак дружелюбия.
– На твоем месте я бы вернулся к своим. – Сего махнул рукой, словно отгоняя огонек.
Тот, однако, упрямо продолжал пульсировать в углу.
Сего замолчал, услышав эхо шагов в коридоре. Светящийся комочек мигнул и исчез.
На этот раз их было двое. Оба мужчины. Их подметки глухо стучали по каменному полу. Один – определенно крупный, около двухсот пятидесяти фунтов.
Дверь задребезжала. Сего крепко зажмурился и сел на дощатые нары.
– Вставай, серое отродье, твое время пришло!
Дверь открылась, грубые руки схватили мальчика за плечи. Сего инстинктивно напрягся. Его подняли и понесли к выходу.
– От сопляка воняет, как из крысиной норы.
– Не у всех такая чистая задница, как у тебя, Альдо.
Сего потащили по длинному коридору.
– Говорю тебе, насадки для душа – хорошая штука. И не надо мне больше этого дерьма – ведра холодной воды на голову, как делают в Глуби местные, – сказал один.
– Кто сказал, что я лью воду себе на голову? – спросил другой. – Эти мылоеды заставляют говорить по-ихнему и даже пахнуть по-ихнему. Все чистенькие. Девушки пахнут мылом и цветами. А я предпочитаю, чтобы от моей женщины несло грязью и кровью. Натурально, как и подобает настоящим гриварам.
Тот, которого звали Альдо, фыркнул:
– Как знаешь. Босс хочет, чтобы мы разобрались с этим слепцом, и не важно, нравится тебе это или нет. Давай, надо его обработать.
Толчком в спину Сего вышвырнули за дверь. Каменный пол под ногами сменился студеным металлическим.