Кодекс дуэлянта. Книга 4
Шрифт:
— Говорят, он новый дворец отстраивает, — вставил третий, пожилой шахтер с седой бородой. — А наши дети хлеба не видят.
Гнев в душе Гневана разгорался с новой силой. Он ненавидел графа Шпагина всей душой, считал его одной из главных причин его непутевой жизни. И эти ежедневные разговоры только подливали масла в огонь.
Пришел мастер, как следует всех отматерил. Потом дал отмашку — спускаться вниз, под землю. Все нехотя поплелись к клетке.
— А эти твари подземные совсем озверели, — продолжил Борька шёпотом, поежившись. — Вчера Митьку чуть не загрызли, еле отбились. Слыхал?
—
— Говорят, они из нижних штреков лезут, — сказал высокий. — Там, где старые выработки.
— Брешут! Из новых тоже идут! Сам видел, ей-богу!
— Ядрена мать! — проворчал седой, — мало нам проблем! Еще и монстры эти!
Клетка с грохотом остановилась, выплюнув Гневана и его товарищей в сырую и холодную утробу земли. В нос ударил запах сырости, плесени и затхлости, словно здесь годами копились вздохи и проклятья всех, кто был вынужден спускаться в эту ненасытную пасть. Шахтеры разошлись по своим забоям, растворившись в полумраке, из которого доносились звуки кашля, ругательств, лязг кирок и скрип тележек.
Гневан, пошатываясь, добрался до своего места. Голова гудела, в висках стучало, словно там засели маленькие молоточки. Он сделал глоток из своей фляги, чувствуя, как обжигающее зелье разливается по телу, принося временное облегчение. Такая хитрость могла окончиться неприятностями — за пьянство на рабочем месте нещадно увольняли. Но Гневану было плевать. Уволят — так что с того? Кто им копать камни будет? Сам граф Шпагин?
Утерев рот рукавом, парень огляделся. Начинать следовало с дальней жилы, но идти туда не хотелось. Решил продолжить вчерашний квадрат. Разомнется мышца, разогреется спина — а там уже можно и на новый участок идти.
Гневан начал работу, механически размахивая киркой. Мысли его были далеко, он снова и снова прокручивал в голове разговор с товарищами, чувствуя, как ненависть к графу Шпагину разрастается в нем, как ядовитый гриб. Пытался откинуть ее, переключиться на что-то другое, но все время возвращался к одному.
«Новый особняк… ишь чего! С жиру бесятся!» — думал он, вкладывая в каждый удар всю свою злость и отчаяние. — Нашел жилу с камнями, а нам что?'.
Он ударил киркой с особой силой, словно хотел пробить не только камень, но и стену несправедливости, которая разделяла его и таких же, как он, от сытой и беззаботной жизни графа. На крупных камнях останавливался с особой радость — представлял, что это голова Шпагина. И тогда начинал молотить по ней орудием так сильно, как только мог. Это приносило временное облегчение.
Внезапно раздался треск. Гневан поднял голову и увидел, как сверху отслоился огромный кусок породы. Он замер, парализованный ужасом. Камень медленно накренился, затем с грохотом начал падать вниз, прямо на него. Ему бы прыгнуть в сторону… да только хмель ударил в голову от интенсивной работы, и парень совсем растерялся, еще толком не сообразив как поступить.
Гневан не успел даже вскрикнуть. Время словно остановилось. Он видел, как кусок породы приближается, словно в замедленной съемке, и чувствовал, как холодный пот стекает по его спине. Он закрыл глаза, ожидая неминуемой смерти.
Удар. Темнота.
Кроваво-черный туман вокруг Гневана сгущался,
Что же это? Не убило? Жив? Или на тот свет отошел? Вот так ухнуло по котелку!
Внезапно тьма с треском раскололась, и перед парнем возникло видение. Гневан увидел странную фигуру. Пришлось даже присмотреться, чтобы рассмотреть все детали. И едва только парень сообразил кто перед ним, то едва не закричал. Страх сковал горло и изо рта вырвался лишь сиплый хрип.
Перед ним престал демон, бесовское отродье.
«Значит ухнуло! Убило меня! — с ужасом подумал Гневан. — И на тот свет. В ад меня. За грехи мои! Господи!»
Демон возвышался над Гневаном, словно статуя, грозно и надменно. Его тело, состоящее из переплетенных теней и языков пламени, постоянно меняло форму, пульсируя и извиваясь, словно живая тьма. Вместо ног — клубящийся дым, вместо рук — когтистые лапы с острыми, как бритвы, когтями, способными разорвать саму реальность. В лапах он держал небольшую клетушку, в которой лежала мертвая канарейка.
Голова демона напоминала череп хищного зверя, с огромными, загнутыми рогами и горящими глазами, в глубине которых пылал адский огонь. Взгляд монстра пронзал самую душу, выжигая все, оставляя лишь пустоту. И страх…
Из пасти демона вырывались клубы серного дыма, наполняя воздух запахом гари и разложения.
— Господи помилуй! — прошептал Гневан.
И вдруг почувствовал, как глупо это сейчас звучит. Никогда не был он богомольным, а теперь вдруг о Боженьке вспомнил, дурак! Раньше нужно было думать. Теперь поздно… Остается только смириться с судьбой своей.
— Ешь, — прошептал Гневан, опуская руки и словно бы подставляя грудь под укус. — Ешь, сволочь! Только быстро, чтобы сразу, без мучений. Ешь меня, гадина!
Демон зычно рассмеялся, сотрясая своды шахты.
— Вижу твою боль, твою ненависть, твое отчаяние, — прорычал он, пристально глядя на парня.
Такие слова, словно откровение, заставили Гневана вновь удивиться.
— Вижу, — повторил монстр.
И Гневан вдруг почувствовал… Какое-то новое, доселе не испытываемое чувство. Он вдруг словно преисполнился искрящейся благодарностью, от которой даже перехватило дыхание. Парень понял, что представший перед ним демон — дар судьбы. Он был воплощением хаоса и разрушения, но в то же время — источником темной силы и запретного знания, Гневан еще и сам не знал какого именно. Но интуитивно осознал — все не просто так. Не просто так его жамкнуло камнем по голове. Не просто так остался жив. Не просто так встретил демона.
— Гневан, — прогремел голос демона, от которого содрогнулась сама пустота.
Гневан задрожал, не в силах отвести взгляд от пылающих глаз демона.
— Ты знаешь мое имя?
Как же глупо! Как же глупо усомниться в силе демона! Конечно, он знает его имя!
— Ты страдаешь, потому что мир несправедлив, — продолжал демон. — Богатые жируют, попирая бедных, они заставляют тебя горбатиться на них, отбирая у тебя силы и здоровье.
Слова демона отзывались в душе Гневана эхом его собственных мыслей, его гнева и обиды. И это подкупало.