Кодекс смерти
Шрифт:
— Ионеско, — вставил Фредрик. — А Эжен Ионеско тебе нравится?
Ромео Умбро грубо рассмеялся.
— Болван. Ионеско — это ты, когда несешь чушь. Это я, когда перестаю соображать. Ионеско — воплощение безумия, политического безумия, он кутается в леволиберальный плащ, чтобы казаться серьезным. Он глуп.
— Вот как, — пробормотал Фредрик, ломая голову над тем, как приступить к интересующему его вопросу. Во всяком случае, было похоже, что владелец замка проникся к нему доверием. — Но откуда у тебя все эти сокровища, семейство Умбро копило
— Si, si, — сухо усмехнулся Умбро. — Однако большинством книг мы обязаны Гарибальди. Это его дар. Когда в 1860 году Гарибальди прибыл на Сицилию, а затем и на материк, мой прадед Октавио Умбро выступил на его стороне. Он был ярый гарибальдист. Этих чумных крыс, монахов, изгнали из здешнего монастыря, и моему прадеду досталась монастырская библиотека. За исключением…
Он остановился, сверкая глазами.
— За исключением?
— Музыкальных сочинений. Которыми гордился этот проклятый монастырь. Мой прадед сжег их, чтобы потомкам была наука. У меня здесь нет ни одной книги о музыке.И не будет! — Он ударил кулаком по столу с такой силой, что окна зазвенели.
— Понятно, — произнес Фредрик. — Стало быть, музыка — уязвимое место. Вот почему твой брат…
— Заткнись, арктическая жаба! Не хочу слышать даже имени этого предателя и его мерзавца сына. Когда-нибудь я надену ему на голову арфу и натяну струны на шее с такой силой, что он запоет тоненько-тоненько, чтобы чертям стало тошно в аду. Если он не желает выращивать оливки и виноград, как это делало семь столетий наше семейство, то не заслуживает носить фамилию Умбро. Он такой же позор для семейства, каким был его отец, этот предатель! — Ромео Умбро подошел к стеклянной двери и распахнул ее.
— Монастырь, — тихо заговорил Фредрик, мысленно прикидывая, где проходит граница терпения хозяина, — монастырь… Я верно понимаю, что монахи не занимались виноградарством, не выращивали оливки, были только все века заняты этой дурацкой музыкой?
Умбро прищурился, глядя на Фредрика.
— Вот именно, — ответил он. — Конфликт между монастырем и семейством Умбро начался в XIII веке, когда мои предки поселились здесь. С конца прошлого века и почти до наших дней здесь все было тихо-мирно, я отдал мою старшую дочь в жены синьору Гаррофолли с условием, что он устроит гостиницу в одном из старых монастырских зданий, чтобы раз навсегда было покончено со всякой средневековой мистикой. Но Гаррофоли — дурак, а Андреа заразилась атмосферой этого здания, только и знает, что твердить идиотские изречения. Небось, и сам заметил — очень там похоже на современную гостиницу?
— Да уж, — согласился Фредрик.
— А тут еще мой племянник, этот недоумок с его бредовыми идеями оттягал себе часть земли и построек. Для чего, спрашивается — для больницы! После чего из Рима является шайка придурков и экспроприирует участок, на котором принимается искать древние свитки. Участок, где были лучшие виноградники! В довершение всего несколько кикимор вбивают себе в голову безумную идею, будто они призваны продолжать дело Эмпедесийских монахов, и учреждают женский монастырь за этим холмом. Чем все это кончится, черт возьми! Скоро не останется ни одной виноградной лозы и ни одного оливкового дерева. А тут еще являетесь сюда вы из ледяной пустыни на севере и беспардонно вмешиваетесь в наши дела!
Синьор Умбро так разошелся, что Фредрик посчитал за лучшее не возражать. Через распахнутую дверь он вышел в роскошный сад. Хозяин последовал чертыхаясь за ним.
— Красиво, — сказал Фредрик. — Сильные запахи.
— Болван, — отозвался Умбро. — Что ты знаешь о запахах? Небось, даже не читал «Trattato sulla Quintessenza» Иоанна Рупесцисса. Мы выращиваем здесь травы по его методу и поставляем их в аптеки по всей Италии. Думаешь, держим сад только для красоты? Вот, понюхай.
Умбро сорвал несколько листьев какого-то растения на грядке у стены дома. Запах напоминал кошачью мочу.
— Эта трава называется «Философский Чертогон». Положи два листика в чай твоему товарищу, и клянусь — он примется цитировать Библию задом-наперед, пока глаза не выскочат из орбит и сам он не свалится без памяти. — Умбро жестко рассмеялся.
— Выходит, тут много ядовитых растений? — небрежно осведомился Фредрик; думая о жаровне и парализующем запахе, который едва не убил его. — Хорошо зарабатываешь?
Умбро потер руки.
— Еще как хорошо. Для чего иначе, по-твоему, стал бы я их выращивать? Чтобы травить людей? — Он мрачно поглядел на Фредрика.
Фредрик прошел через весь сад к широкой каменной стене, возвышающейся над задним склоном холма. Склон был довольно крутой, но вдали он видел дома, поля и оливковые рощи. Остановил взгляд на большом сером здании у подножья склона.
— Эмпедесийские сестры? — спросил он, показывая туда.
Ромео Умбро фыркнул.
— Заняли старую школу. Через год их там не будет, уж я позабочусь о том, чтобы убрались отсюда в преисподнюю, где им самое место. Пошли обратно, болван!
Он подтолкнул Фредрика в спину.
— Не знаю даже… — Фредрик поглядел на часы. — Мне надо бы…
— Что тебе надо бы?Только что пришел, можно сказать, и еще ни словом не упомянул, что у нас здесь вынюхиваешь. Шагай, сейчас будем пить, пока не потекут слезы и сопли!
Умбро затащил Фредрика обратно в дом.
Возражать было бесполезно. Бурный темперамент Ромео Умбро грозил вредными для здоровья гостя последствиями. Впрочем, в обществе хозяина замка Фредрик чувствовал себя в относительной безопасности. Перед ним явно был не убийца. Человек эксцентричный, чтобы не сказать — с сумасшедшинкой, помешанный на классической литературе, почитающий виноградарство и выращивание оливков святым делом, — это так. Фредрика беспокоило другое: он не видел, как выжать из Умбро сведения, которые могли бы пролить свет на волнующую его проблему, без риска подвергнуться жестокой кулачной расправе.