Кое-что ещё…
Шрифт:
– Ты, главное, не бойся, – ответил папа.
Мне его ответ показался странным – чуть раньше я подслушала разговор мамы и тети Марты, когда они обсуждали, как папа грохнулся в обморок, уколовшись о шип розы. Я никогда не считала папу трусишкой – в конце концов, он спас мне жизнь. И мне все так же казалось, что бог поступил довольно гнусно: позволил умереть старушкиному псу. А ведь ей и так уже недолго осталось жить.
– Почему старые люди должны умирать от старости? – спросила я папу. Он посадил меня на колени и сказал:
– За плечами каждого старого человека – долгая-долгая жизнь, и все они готовы к смерти. Не переживай за них, Дайан, – папа поцеловал меня, поставил на пол и велел идти готовиться ко сну.
Тем вечером родители что-то долго обсуждали за закрытыми дверями. Может, папе было настолько хорошо с мамой, что он мог поделиться с ней своими страхами – рассказать, что до обморока боится шипов на розах, или поделиться историей о чудесном псе, который погиб по нелепой случайности. Или просто поговорить о том, что старость – это страшно.
Мысли позитивно
Папиной Библией – вернее,
Но что вообще значило “позитивно”? И, что более важно, что значило “мыслить”? Я не знала ответов на эти вопросы и, следуя обычному совету отца, продолжала бомбардировать всех вопросами.
В 1957 году мы переехали в бежевый, обшитый деревянными панелями дом номер 905 на Норт-Райт-стрит в Санта-Ане. Дом окружали бесконечные апельсиновые рощи. Мы, дети пятидесятых, не могли устоять перед прелестями Южной Калифорнии и верили, что, купив фургон “бьюик”, катер и щитовой бассейн, мы обретем счастье. Вскоре на месте апельсиновых рощ стали появляться целые кварталы новых домов с названиями вроде “Солнечный край”. Тот факт, что в округе Орендж, получившем свое название от апельсиновых деревьев, таких рощ становится все меньше и меньше, очень меня огорчал. Я поделилась своими чувствами с папой.
– Такова жизнь, Дайан, – отвечал он. – Тут уж ничего не поделаешь.
Не особо задумываясь, я переняла папину веру в “американскую мечту”, но по апельсиновым зарослям все же тосковала.
Переезд в Санта-Ану ознаменовал начало моего взросления. Мне предстояло вырасти в юную девушку, почти женщину. Папа то и дело говорил, какой красивой я буду и как в меня влюбится какой-нибудь хороший парень. Ну не замечательно? Я же совершенно не хотела, чтобы в меня влюблялся какой-то парень. В моей голове постепенно зрело понимание того, чего я хочу на самом деле: чтобы меня обожала сразу целая куча людей, а не какой-то один непонятный мальчик. Эта не оформившаяся толком мысль, в числе прочих, и подтолкнула меня к кино и театру. Слушая родителей, я снова и снова убеждалась, что вместо близости одного человека мне нужна любовь аудитории. Близость была опасна – как курение или алкоголь. Близость значила, что тебя будет любить лишь один человек, а не тысячи или миллионы. Мне сразу вспоминалась мама на сцене в отеле “Амбассадор” и как папа бесился, не желая делить свою любимую жену с другими.
Мое умение поддерживать диалог значительно улучшилось после того, как я выиграла дебаты в школе Уиллард-Джуниор. Эта победа положила начало традиции ночных дискуссий, посвященных как семейным проблемам, так и вопросам местной политики. Папа был республиканцем и ратовал за снижение налогов и более строгое воспитание детей. Мама была убежденным демократом и верила в пользу высоких налогов и снисходительного отношения к детским проделкам и шалостям. Я, конечно, отстаивала мамину точку зрения. Эти споры стали определяющим фактором в моей жизни. Я поняла, что чем напряженнее обстановка, тем проще мне отстаивать свою точку зрения. Быть импульсивной и следовать зову сердца было восхитительно интересно. Кроме того, наводило на размышления. Отстаивая свое мнение по вполне обычным, не жизненно важным вопросам, я училась выражать свои мысли и чувства и, что еще более важно, узнавала с новой стороны папу. Спорить с папой было сложно и чертовски интересно. И неважно, о чем мы спорили – главное, что мы делали это вдвоем. Меня совершенно не волновало, одержу я победу в споре или нет. Сама того не зная, я достигла важнейшей точки в моих отношениях с отцом: я научилась понимать, как и о чем он думает.
Три с минусом
Когда мне исполнилось четырнадцать, мама, побывав на родительском собрании класса, вручила мне книжечку, озаглавленную “Мой дневник для размышлений”. Так она намекала на тройку с минусом, которую я получила по английскому языку. Из-за плохих отметок меня перевели в класс коррекции – к двуязычным девочкам из Мексики, мальчикам из неблагополучных семей и таким же бестолковым мечтателям, витающим в облаках, как я. Я быстро сдружилась с мексиканскими девочками – думаю, на почве нашей общей безграмотности. Пышнотелые девицы с радостью взяли меня – плоскогрудую, жаждущую всеобщего внимания – под свое крыло. Все они отличались добродушным и веселым характером и с удовольствием выслушивали все мои глупости. Спустя три года посещения уроков английского для отстающих я все так же не знала, чем отличаются союз от предлога и имя собственное от имени нарицательного. В те годы не существовало каких-то специальных методик, разработанных для детей вроде меня. Я даже не понимала, чему, собственно, нас пытаются научить. Да и пытались ли нас чему-нибудь научить? Сейчас я в этом совсем не уверена. Мне кажется, на нас просто “забили”. Ну а мама никогда не проявляла особенного интереса к моим домашним заданиям – ей больше нравилось обсуждать со мной мои мечты. Например, когда я пошла на прослушивание на шоу юных талантов, именно мама предложила мне зачернить зубы для прослушивания в шоу талантов, в котором я исполняла песню “All I Want For Christmas Is My Two Front Teeth”. [2] А когда я получила роль Мелодетт, мама посоветовала мне поговорить с нашим хормейстером мистером Андерсоном и попытаться убедить его спеть со мной дуэтом “Что бы ты ни делал, я это делаю лучше” – чтобы потом он дал мне выступить соло с песней Дина Мартина про оленя Робина с красным носом. Мама поддерживала
2
“Все, что мне нужно на Рождество, – два передних зуба” (англ.), рождественская песня, написанная Доналдом Гарднером.
Дорогой дневник,
Как бы я хотела, чтобы у меня был парень! Но я мальчикам не нравлюсь и никогда не буду нравиться, потому что у меня нет груди. Хотя есть один парень, но я насчет него не уверена. Его зовут Джо Гиббинс. Сегодня в школе его застукали, когда он нюхал клей. Ужас какой-то. Надеюсь, никогда больше не встречу никого, кто бы нюхал клей. Никогда-никогда.
Хорошо бы я умела петь, как Меган. Она берет уроки у Кенни Эйкина, и ей достаются все сольные партии. Все думают, что Меган классная. Надо спросить маму, не получится ли и меня записать на занятия к Кенни Эйкину. Он ставит почти все крутые шоу в нашей округе.
Дорогой дневник,
Сегодня мы с Вирджинией Оденэт и Пэт Эмтор ходили гулять в центр, и они все время говорили друг с другом, не обращая на меня внимания. А еще Пэт сказала Вирджинии, что мне нравился Ларри Блэр. Мерзкая гадина! Ну а Вирджиния, конечно, не смогла удержаться и тут же сказала, что все знают, что Ларри сохнет по Жанин Ситон. Ну и пусть, не очень-то и хотелось. А еще один предсказатель сказал, что завтра будет конец света. И за контрольную по алгебре у меня двойка.
Зато есть и хорошие новости: мама разрешила мне брать уроки вокала! Теперь буду петь вместе с Меган. Ура!
Дорогой дневник,
По-моему, ужасно несправедливо, что Кенни Эйкин никогда не доверяет мне сольные партии. Мне кажется, что всем плевать – что есть я, что меня нет. Может, мое время еще не пришло? Не знаю.
Дорогой дневник,
Сегодня я узнала, что родители Меган ей не родные, ее удочерили. Оказывается, сестра Меган сошла с ума и пыталась покончить жизнь самоубийством. Какой-то ужас. Почему она захотела умереть? Хорошо бы люди вообще не умирали. Слишком уж это страшно. Я молюсь Господу, чтобы в раю все умершие были довольны и счастливы, а те, кто хотел убить себя, как сестра Меган, об этом бы не помнили.
Дорогой дневник,
Я наконец набралась смелости и пригласила парня пойти со мной на танцевальный вечер “Дамы приглашают кавалеров”. И он согласился! Я ужасно рада. Он из классных парней, и с ним очень весело. Он постоянно называет меня дурочкой. Угадайте, кто это? Ронни Макнили! Поскорее бы рассказать об этом Махале Хойен, моей новой лучшей подруге! У нее такая большая грудь, просто супер. На танцы девочки должны сделать мальчикам рубашки, которые сочетаются с их блузками. По-моему, замечательная идея!
Дорогой дневник,
Танцы прошли просто ужасно. Я думала, что там будет весело, но на самом деле вышло отвратительно. Ронни вел себя так, будто он для меня слишком хорош. Даже танцевал не со мной, а с Пэт Эмтор. Да еще и ушел раньше всех, еще до того, как все закончилось. Ненавижу его. Мог бы хотя бы один раз со мной потанцевать. Как же все плохо. Я совсем не нравлюсь парням. Я попросту слишком некрасивая.
Дорогой дневник,
К Рождеству Кенни решил поставить спектакль “Амаль и ночные гости”. Главная роль досталась Меган. Ну еще бы, она ведь у нас звезда. Все вокруг нее так и прыгают. Джуди спрашивает, не холодно ли ей, Вирджиния одалживает ей свой свитер. А холодно-то мне! Но мне никто свой свитер не отдаст, куда уж там.
Сегодня Кенни отозвал меня в сторонку. Долго говорил о том, что в следующем году будет давать мне выступать почаще и что из меня выйдет отличная комедийная артистка. Ха-ха.
Кенни Эйкин
У Кенни Эйкина было прозвище Мистер Музыка округа Орендж. Больше всего он был похож на двухметровую куклу Хауди-Дуди [3] – только без Буффало Боба, дергающего за ниточки. В силу возраста я не очень понимала сути моих взаимоотношений с такой колоссальной личностью, как Кенни, но, как мне кажется, в глубине души всегда знала, что с его помощью я достигну своей цели. Кенни был продюсером и режиссером таких постановок, как “Кисмет”, “Оклахома!” и “В стране игрушек”. Кроме того, он заправлял собственной студией звукозаписи и драматическим центром и исполнял ведущие партии теноров в различных операх по всей стране, от Лос-Анджелеса до Сан-Бернардино. И мне, и Меган – протеже Кенни – было по тринадцать лет, но, в отличие от меня, у Меган были и внешность, и потрясающий голос. Ничего не поделаешь: в глазах Кенни Меган была совершенством. Я же… я была не такой, как надо.
3
Хауди-Дуди (Howdy Doody, от англ. “How do you do?” – “Привет, как дела?”), персонаж детского телешоу, деревянная кукла-марионетка с нелепыми оттопыренными ушами.
Какое же счастье, что Кенни не пал жертвой моих чар! Его нежелание видеть во мне актрису разожгло во мне азарт, и я отчаянно принялась искать лазейку, благодаря которой он все же дал бы мне шанс. Как всегда, в поисках лазейки мне помогла мама. Сидя на кухне за чашкой кофе, я пожаловалась ей, что Кенни все важные партии отдает Меган. Мама молча качала головой, но я точно знаю, что спустя пару дней она пошла поговорить с мистером Эйкином – я увидела их вдвоем в его кабинете. Что еще добавить? Дороти Диэнн Китон Холл могла быть очень убедительной, особенно если дело касалось ее детей.