Кофейня на берегу океана
Шрифт:
– Я говорю, что вы пахнете, как лаванда…
Он сам не понял, как пришли ему в голову эти слова, но они были к месту.
– А как пахнет лаванда? – спросила она.
– Для меня лаванда пахнет счастьем. Это детская ассоциация, мне было восемь лет, я вырос у лавандового поля. И утром, и вечером, и днем – всюду пахло лавандой, а со временем я перестал ощущать ее запах. Знаете, так бывает, когда привыкаешь. Ты дышишь, но не чувствуешь аромат, и кажется, что его больше нет. И вот спустя пять лет, родители забирают меня в город. А там другая жизнь. Там не было больше детства. И вот, когда я время
Они оба посмотрели в окно на пустынную береговую линию. На желтый песок, истоптанный и омытый водой. Вид из окна был по-настоящему прекрасен.
Девушка думала, почему она отправилась в отпуск одна. Так странно, ей показалось, что в этот самый момент остановилось время и можно побыть вне его. А точнее вне себя, ведь мы пленники времени. Зеленоглазой мечтательнице в льняном платье пришло в голову посмотреть на себя со стороны, заглянуть туда, куда бы не хотелось заглядывать при свете дня. «Я его давно не люблю, как и он меня. К чему это время?»
Мужчина увидел ее напряженное лицо, обремененное тягостными мыслями, и деликатно обратился к ней:
– О чем вы думаете?
Она повернулась к французу и спросила в ответ:
– Почему для вас перестала пахнуть лаванда?
Он улыбнулся и посмотрел сначала на нее, а затем в окно.
– Bien… – сказал на своем родном языке. – Но это же просто. Я каждый день находился возле нее, дышал ее запахом. Мое обоняние настолько к нему привыкло, что со временем перестало его ощущать. Вы разве никогда не замечали, выбирая парфюм – сначала на тебе он раскрывается, его становится много, а затем ты перестаешь его ощущать. Но его ощущают другие. Как бы со стороны.
– Значит лавандовые поля все еще пахнут?
– Оui bien sur. А как иначе? Они же не теряют свой запах, если всего лишь один человек на земле перестал его чувствовать.
Она смотрела ему в глаза, а затем на руки. Они больше не дрожали.
– Расскажите мне о своем детстве, пожалуйста. Мне нравится вас слушать.
Он подвинул стул немного ближе и уселся поудобнее, между ними все еще было расстояние, но уже меньшее, он чувствовал грань, которую не следовало переступать.
– Я часто вспоминаю о детстве, тогда на душе становится хорошо. У меня было замечательное детство, как и у многих. Я отчетливо помню, как мы с сестрой (она младше меня на два года, и до сих пор живет с родителями) босыми пятками топтали виноград в бочке. Мы танцевали и бабушка говорила, что в танце рождается вино, а детские пятки его делают вкуснее. Я очень любил бабушку и все мои воспоминания связаны с ней, хотя она уже как восемь лет не живет у лавандовых полей. Только в моих воспоминаниях. – Он неестественно улыбнулся. – Она час- то мне снится, интересно, снюсь ли ей я? – он задумался, а затем посмотрел на свою собеседницу. – Вы напомнили мне о детстве, спасибо. Слишком много эмоций для моего сердца.
Синий океан смотрел в их глаза, синий океан уносил их вдаль.
– Можно вас вечером пригласить на ужин? – он по-прежнему дышал ее чарующим парфюмом.
Она задумалась о том, не совершает ли ошибку, подпуская этого молодого человека к себе ближе. Ведь она как бы замужем, ведь она как бы занята, ведь она как бы счастлива. Она как огня боялась предать, но еще сильнее она боялась предательства. Как поступить, когда тебе ни плохо, ни хорошо, когда ты занята, но одна, когда не свободна, но одинока.
Женщина с лавандовым парфюмом согласилась пойти на преступление по своей воле.
– Можно.
Он угостил ее своим вином, с тех самых виноградников Люберона. Он хотел, чтобы она попробовала вкус его детства.
– Дети моют ноги перед тем, как давить виноград?
С опасением посмотрела на содержимое бокала.
Жан улыбнулся, но ничего не ответил.
– За наше знакомство.
Прозвучал звон хрусталя, а затем пауза длинною в несколько неспешных глотков.
Они ходили вместе к океану и сидели на теплом песке, разговаривая о самых обыкновенных вещах. Например, если бы они были рыбами, то стремились бы к суше, а если птицами, то ходить по земле, и что крылья можно было бы тогда обменять на что угодно.
Над ними пролетел самолет, и они разговаривали о том, что многие боятся летать из-за фильмов об авиакатастрофах. Жан был убежден, что самолет намного безопаснее автомобиля. Майя боялась летать, она переставала дышать, зажмурив глаза и закрыв уши руками, когда отрывается от земли самолет. Да, эту девушку звали Майя, она представилась ему после того, как он отвел ее в свое детство.
– Нет, ты ошибаешься, – доказывала она. – Он не может быть безопаснее автомобиля.
– Есть статистика, – виновато вздохнул Жан. – На нее-то я и полагаюсь. Страх высоты – вот что сковывает твое тело. Ты боишься высоты, и транспорт здесь ни при чем. Если бы автомобили летали, то ты бы и на них боялась летать. Разве не так?
Она кивнула и хотела было дотронуться до его плеча, но передумала и убрала руку.
– А как перестать бояться высоты?
Жан смотрел на корабль, медленно удаляющийся вдаль. А затем посмотрел в ее глаза, изумрудные, льняные.
– Представь себе, что ты падаешь. Оui, вот сейчас же представь. Закрой глаза! Твое кресло в самолете оторвалось от пола и ты падаешь вниз, а вокруг тебя ватные тучи. Страшно?
– Очень, – переменилась в лице она.
– Так вот, у тебя есть меньше минуты, чтобы насладиться полетом, сидя в пристегнутом кресле, пронося всю жизнь перед своими глазами. У тебя есть секунд тридцать на то, чтобы открыть глаза и сделать хотя бы один вдох, а иначе ты умрешь от столкновения с землей, даже не сделав вдоха. Сделай вдох! Сейчас его сделай.
Она жадно вдохнула, открыв глаза.
– Bien… Попробуй не думать о смерти. Она неизбежна, прими ее как факт и смирись с этим фактом. Ты умрешь, ты не вечна, смирись! Ты умрешь через минуту, которую тебе следовало бы прожить, которая была бы длиннее тех десятков лет, прожитых до этой минуты. Ты не должна умирать с мокрыми штанами, ты не обязана жить перед смертью в страхе. Смерть – это всего лишь мгновение, как и жизнь. Так почему ты должна прожить это мгновение, скованная страхом?
Она перестала моргать.