Кофейня (сборник)
Шрифт:
Мысли тонули в чашке ее латте. Она водила ложкой по дну, будто размешивала вкус горьких букв. Шелест страниц. Глубокие затяжки дымом. Ее тонкие пальцы обжигала сигарета, что дотлевала в ее руке. Она была увлечена.
Дождь стучал в окно и навевал прохладный порыв грусти. Воспоминаний. Нелепых улыбок длиною в секунды, затем глухих ударов в груди, от которых порой можно было задохнуться. В такие минуты, наедине с дождем, ты готов верно ждать солнца. А с его приходом – и дальше тонуть в своих лужах. А может, дело не в погоде? Слабость времени – настоящее. Сегодня ты живешь вчера. А завтра снова… Незаметно. Быстротечно.
Он даже не заметил, как Роза подошла и встала у него за спиной. Неудивительно: он был слишком погружен в свою бездну. Так бывает, когда твой корабль разбился, а ты, глядя в сторону берега, решаешь для себя тонуть. И неважно, что до суши рукой подать. Тебе не страшно: идешь на дно вместе с обломками. Но разве считаешь, что топишь себя сам? Конечно, нет. Во всем виноват шторм.
– Слишком много вопросов, когда не о чем спросить, – нарушил молчание он.
Роза прикрывала ладонью рот, чтобы он не услышал, как трудно ей стало дышать.
– Присядьте, – попросил он ее, отодвинув свободный стул.
Выложив пачку своих сигарет, она крепко сжала книгу и посмотрела на него пустыми глазами.
– Меня зовут Лау…
– Вас зовут Роза, – оборвал ее он, отводя взгляд в сторону окна.
Проигнорировав его слова, она достала из пачки мужских крепких Lucky Strike сигарету и начала искать по карманам свою зажигалку. Не найдя ее там, она принялась обыскивать свое пальто. Но и в нем оказалось пусто.
– Вы курите? – спросила она у него в надежде на очередную порцию дыма.
Он улыбнулся и, достав из кармана пачку своих сигарет, посмотрел на нее и положил обратно в карман.
– Нет, Роза, я не курю, – спокойно ответил он.
Взгляд. Этот взгляд. Она посмотрела на него, как на сумасшедшего, и встала из-за столика, надевая пальто. Но не успела она сделать и шага, как он крепко взял ее за руку и тихо попросил: «Оставь книгу».
Она смотрела ему в глаза, как январь бы смотрел на июль. Холодный, стеклянный взгляд. Но и он отводить глаз не думал: вглядываясь, он увидел нечто большее, чем просто лед. Он был уверен: еще от силы секунд семь – и этот лед начнет таять…
– Я оставлю ее себе, – спокойно и твердо, как показалось ей, сказала она.
Роза присела и, взяв в губы сигарету, открыла страницу, на которой закончила свое путешествие. Он, достав из внутреннего кармана своего пиджака зажигалку, наклонился к ней, чтобы дать ей прикурить, но она решила отказаться, отведя голову в сторону. Положив на стол зажигалку, он следил за ее пальцами. Зачем?..
«Я не любил шумных компаний, да и сейчас, в общем-то, не люблю. Пустые разговоры. Смех непонятно от чего: то ли анекдот оказался удачным, то ли неудачник решил спрятать себя за смехом. Ох, какая удача… Фальшь. Люди прячут себя за таким жирным куском лжи, оставляя правду себе на диету. Они давятся сплетнями и прячутся за спинами, а когда дело касается их, только тогда они начинают убавлять громкость.
Ты меня понимаешь и понимала каждую секунду, когда я не понимал себя. Вспомни тот вечер, когда ты решила познакомить меня со своими друзьями. Вспомнила? Я держал руки за спиной не потому, что хотел произвести впечатление солидного мужчины с ровной осанкой и гордо поднятой головой. Нет, не потому. Я просто не хотел быть к ним ближе. Пожать
Я смотрел им в глаза и видел их насквозь. Думаешь, я их слушал? Нет, я вслушивался в отдельные слова. Наблюдал за движениями и, самое главное, – за тем, как они относились к тебе. Как пытались произвести на меня впечатление и вызвать уважение к себе. А я просто наблюдал. И когда той картины, что я срисовал с них, мне хватило – я встал и ушел. Не попрощавшись. Да я, собственно, и не здоровался с ними. А вот тебя я тогда покинул. В тот вечер, седьмого июля, в наглаженных черных брюках и мятой серой рубашке, я…»
– Пьеро, – перебив ее увлеченные глаза и сердце, произнес собеседник.
Она не сумела сразу выйти из мира, в который так глубоко погрузилась сейчас, и потому сказанное им встревожило ее и показалось совсем неясным.
– Что, простите? – не поняв его, с удивлением спросила она.
Она находилась на своей волне, в своей душе и ясном сознании. Ее увлекла эта книга, и все испортил он, сидящий напротив мужчина.
– Автор этого произведения – Пьеро. Я перечитал эту книгу девять раз за два года и, как я вижу, не только я нашел себя в ней, – спокойно и слегка огорченно ответил он на ее вопрос.
– Я никогда не слышала о нем. Пьеро…
Возможно, она задала себе вопрос: а нужно ли было мне о нем слышать? Ведь главное, что строки этого писателя поразили ее до глубины души. По всему ее виду было понятно, что продолжать диалог ей казалось неуместным, но она все-таки спросила:
– А где можно купить эту книгу?
– Нигде. Я обыскал много книжных лавок, после того как она попала мне в руки. Ни в одной ее не было, и никто о ней не слышал, – тихо ответил он.
– Не понимаю. А как тогда она попала к вам? – спросила она, сопровождая слова любопытным взглядом.
Он сделал вид, что не расслышал ее вопроса. На самом деле ответить ему было нечего, она бы всё равно не поверила, что он нашел ее в мусорном баке, среди вонючих помоев и презервативов. Среди разбитого бутылочного стекла под ногами и собачьего дерьма, в которое он тогда наступил…
Книги выбрасывают. А взамен покупают кучу фильмов и музыки, что считается популярной в данное время. Смотрят, слушают, а затем забывают, когда наступает новая волна моды. Музыка, секс, фильмы, алкоголь. Разврат. Ах да, я ведь совсем забыл… Любовь! Они выбрасывают книги, на чтение которых у них нет времени, а потом сами же бросаются из окон от такой жизни… В которой они живут и так уверены, что будут жить вечно.
«…Боже, как я тебя ревновал, только одному Ему известно, насколько сильно! Я никогда не показывал это, тая злобу в себе, а когда накапливалось до самого «не могу», я срывался на мелочах. Любой пустяк служил громоотводом. Днями я молчал, когда ты сидела рядом и обнимала меня, а ночью кричал, когда ты засыпала. Так громко, что никто не слышал, как я винил себя во всем. Ты же меня лечила, а я себя губил. Боялся тебя потерять на минуту, на секунду и все то время, которого мне так не хватало. Я молчал, считая это постыдным. А чего я стыдился? Своих чувств к тебе или боли, которую причинял себе? Все это время я стыдился себя. Ведь ты такая вся нежная. И перед сном, и поутру. Даже в моей грубости ты оставляла свою нежность.