Шрифт:
Стивен Кинг
КОФФИ ПРОХОДИТ МИЛЮ
(Зеленая Миля #6)
1
Я сидел в солярии Джорджии Пайнз с отцовской ручкой в руке. Время остановилось для меня, - я вспоминал ту ночь, когда мы с Харри и Брутом вывезли Коффи из блока к Мелинде Мурс, пытаясь спасти ей жизнь. Я уже писал о том, как мы напоили наркотиками Вильяма Уортона, хвастливо называвшего себя вторым Крошкой Билли, о том, как мы запаковали Перси в смирительную рубашку и затащили в комнату с мягкими стенами в конце коридора. Я писал о нашей странной ночной поездке жутковатой и волнующей одновременно - и о чуде, свершившемся
Я писал, очень смутно ощущая текущую вокруг меня жизнь приюта "Джорджия Пайнз". Пожилые люди спускались на ужин, потом ковыляли в Центр отдыха (да, здесь вы можете усмехнуться) принять вечернюю порцию мыльных опер. Вроде бы я помню, как мой друг Элен принесла бутерброд, я поблагодарил, а потом съел его, но совсем не могу сказать, ни в котором часу она приходила, ни с чем был этот бутерброд. Я почти целиком находился там, в 1932-м, когда мы покупали бутерброды у старого Тут-Тута с тележкой, расписанной библейскими изречениями, за пять центов - с холодной свининой, за десять - с говядиной.
Помню, как стихал шум, когда жившие здесь иско-паемые готовились к очередной ночи чуткого и беспокой-ного сна. Я слышал, как Микки может быть, не самый лучший здесь санитар, но уж точно самый добрый на-певает своим чистым тенором "Долину Красной реки", проходя по комнатам и раздавая вечерние лекарства: "Из долины, говорят, ты уезжаешь... Будет ясных глаз твоих нам очень не хватать...". Эта песня опять напомнила мне о Мелинде и о том, что она сказала Джону, когда про-изошло чудо. "Ты мне снился. Мне снилось, что ты блуж-даешь в темноте, как и я. Мы нашли друг друга".
В Джорджии Пайнз стало тихо, наступила полночь и прошла, а я все писал. Я дошел до того места, где Харри напомнил нам, что даже если мы доставили Джона в тюрьму незамеченными, нас еще ждет Перси. "Вечер еще не закончен, пока мы не уладили дело с ним", - примерно так выразился Харри.
На этом месте мой длинный день, исписанный отцов-ской ручкой, все-таки закончился. Я положил ее, как мне казалось, лишь на секунду, чтобы хоть немного размять затекшие пальцы, - а потом опустил голову на руки и за-крыл глаза, чтобы отдохнули. Когда я открыл их опять и поднял голову, на меня через окно глядело утреннее солнце. Я глянул на часы и увидел, что уже девятый час. Я проспал, как старый пьяница, положив голову на руки, около шести часов. Я встал, покачиваясь, чтобы вернуть к жизни свою спину, и подумал, что не мешало бы спуститься на кухню, взять пару гренков и пойти на утреннюю прогулку, а потом посмотрел на кипу испи-санных листов, рассыпанных по столу. И сразу же решил ненадолго отложить прогулку. Да, у меня были обязан-ности, но они могли подождать, мне совсем не хотелось сегодня утром играть в прятки с Брэдом Доланом.
Вместо прогулки я закончил свой рассказ. Иногда лучше заставить себя доделать начатое, несмотря на протесты души и тела. Иногда это единственный способ закончить дело. И сильнее всего, я помню, в то утро мне хотелось освободиться от неотступного призрака Джона Коффи.
– Ладно, - сказал я.
– Еще одна миля. Но сначала...
Я прошел по коридору второго этажа в туалет. Пока
Я вернулся в солярий, чувствуя себя лучше (и намного приятнее в области почек). Кто-то - я не сомневался, что Элен, - поставил чайник рядом с моими страницами. И прежде чем снова сесть, я жадно выпил сначала одну чашку, потом вторую. Затем снова уселся, снял колпачок с ручки и принялся писать.
Я уже полностью погрузился в свой рассказ, когда чья-то тень упала на бумагу. Подняв глаза, я ощутил холодок в животе. Это был Долан, он стоял у окна. И улыбался.
– Ты пропустил свою утреннюю прогулку, Поли, - сказал он, поэтому я пришел узнать, что ты здесь затеваешь. Убедиться, что ты, скажем, не болен.
– Вы очень любезны, сэр.
– Мой голос звучал нормально, но сердце колотилось бешено. Я его боялся, и это чувство мне было в новинку. Он напоминал Перси Уэтмора, а его я никогда не боялся... но в те времена я был молод... Улыбка Брэда стала шире, но не стала приятней.
– Мне сказали, что ты находился здесь всю ночь, Поли, сидел и писал свой маленький рапорт. А это очень плохо. Таким старперам, как ты, нужен полноценный отдых.
– Перси, - произнес я, но увидел, как недобро выглядела его улыбка, и понял свою ошибку. Я глубоко вздохнул и начал снова: - Брэд, что ты имеешь против меня?
Секунду он озадаченно смотрел, может, слегка неспокойно. Потом снова заулыбался.
– Старожил. А может, мне просто рожа твоя не нравится. Что ты все-таки там пишешь? Завещание, небось?
Он подошел, вытянув руку. Я прижал ладонью листок, над которым работал, начав сгребать остальные другой рукой, сминая их в спешке, чтобы сунуть под мышку, под одежду.
– Ну-ка, - сказал он, словно ребенку, - на этот раз не получится, старичок. Если Брэд хочет посмотреть, то Брэд посмотрит. А ты сможешь положить это в задолбанный банк.
Он схватил мое запястье своей молодой и неожиданно сильной рукой и сжал его. Боль пронзила мою кисть, словно укус, и я застонал.
– Отпустите, - смог я произнести.
– После того, как ты дашь мне посмотреть, - отозвался он, уже не улыбаясь. Его лицо было все же веселым, такое бодрое веселье часто появляется на лицах людей, которым нравится делать гадости.
– Дай мне посмотреть Поли. Я хочу знать, что ты пишешь.
– Моя рука стала сползать с верхней страницы. С описания нашей поездки с Джоном Коффи назад по тоннелю.
– Я хочу посмотреть, связано ли это с тем, куда ты...
– Оставьте его в покое.
Голос прозвучал словно свист хлыста в сухой жаркий день... и по тому, как Брэд Долан подпрыгнул, можно было подумать, что целились в его задницу. Он отпустил мою руку, которая упала назад на бумагу, и мы оба посмотрели на дверь.
Там стояла Элен Коннелли, свежее и бодрее, чем когда-либо. На ней были джинсы, обтягивающие ее стройные бедра и длинные ноги, в волосах - голубая лента. В своих скрюченных артритом руках она держала поднос: сок, яичница, гренок и чай. Глаза ее сверкали.