Когда боги рыдают
Шрифт:
Кабинет был настолько мал, что обойти эскулапа было совершенно невозможно. Братку, чтобы достать до Ольги, пришлось перегнуться через стол. Леонид Аркадьевич схватил его руку и оттолкнул, свалив при этом со стола клавиатуру.
Э, ты, полегче!
– Гугнивый нахмурился
Я вызову охрану!
– кричал эскулап.
А чё я сделал? Чё я сделал? Чё ты недоволен?
– Гугнивый, как бы в шутку, ткнул пальцами ему в живот.
Доктор икнул и вытаращил глаза.
Ольга схватила стул и выставила его перед собой ножками вперёд.
Леонид
– визжала она надрывно.
Леонид Аркадьевич, шатаясь, хватая ртом воздух, шагнул к двери, но в этот момент она сама раскрылась и в кабинет заглянул Габай.
Что тут у вас за шум? Гуг, уймись, тебе говорят! Выйди отсюда!
Убедительно вас прошу...
– начал доктор.
Аркадьич, что-то барахлит твоя аппаратура, - перебил его Габай.
– Жмурик отключился, молчит, как будто ваще откинулся!
Я сейчас разберусь, только, ради Бога, пусть ваш товарищ покинет мой кабинет. А то это совершенно возмутительно! Ольга Ивановна столько сил отдаёт эксперименту, ночами не спит, поддерживая в Денисе жизнь...
Гугнивый, оглядываясь на Ольгу, ехидно засмеялся.
Ты что, в жмурика втюрилась, что ли? У него же член, небось, сгнил уже...
Кончай базар, - рявкнул главарь и обернулся к доктору: - Аркадьич, наладь связь по-быстрому!
Гугнивый, весьма уязвлённый таким решительным отпором со стороны Ольги, медлил выходить из кабинета.
Денис твой был импотент и пидор, - соврал он.
– Под себя мочился!
И вовсе он был не импотент!
– запальчиво возразила Ольга.
Откуда ты знаешь?
Знаю. Я говорила с ним.
Дерьмовый он был пацан, твой Михалёв, - вмешался в их перепалку Качок.
– Вёл себя как свинья.
То есть как?
– вскинулась Ольга.
– Вы хотите сказать, что у него были плохие манеры?
Манеры!
– Качок осклабился.
– Макароны жрал руками, пердел за столом при всех, вот тебе и манеры!
– Он был зол на Михалёва после гибели приятелей в доме под Щербинкой и потому с удовольствием подхватил враньё Гугнивого.
– Он, как напьётся, штаны с себя спускал и х... показывал! И вообще он был недоумок, психушка по нему плакала!
Девушку, как видно, всё это настолько поразило, что она несколько секунд не находила, что ответить.
Неправда, - пискнула наконец она.
– Не было этого!
Было, было, - злорадно подтвердил Гугнивый, тоже посмеиваясь.
– Обормот он был, твой Денис.
Доктор вышел вслед за Гугнивым из кабинета и захлопнул дверь, тем самым отрезая братков от ассистентки и прекращая обсуждение манер Михалёва.
Так что тут у вас не работает?
– Он подошёл к аквариуму.
Не отзывается жмурик, - сказал Габай.
– Хрипит что-то, а что - хрен поймёшь.
Доктор взял микрофон.
Денис, Денис, - заговорил он негромко.
– Ты слышишь меня? Денис, не волнуйся, это я, Леонид Аркадьевич...
В динамике продолжало потрескивать.
Обморок, -
– Такое с ним бывает. Это как бы временное выпадение сознания, возможно, вызванное последствиями аварии.
Он прочухается или нет?
С уверенностью ничего нельзя сказать, но шансы большие, - доктор отложил микрофон и, заложив руки за спину, прошёлся по лаборатории.
– Нам пока до конца не известны процессы, которые происходят в головном мозге человека, поэтому мы не можем прогнозировать, как поведёт себя в данной ситуации вся эта сложная система, включающая в себя кору, подкорковый слой, гипоталамус...
Короче, Склифосовский, - грубо оборвал его Габай.
– У нас дел по горло, а пацан нам нужен срочно.
Проходя мимо кабинета, Леонид Аркадьевич как бы невзначай приоткрыл дверь и заглянул внутрь.
К счастью, обмороки у Дениса не бывают продолжительными, я думаю, он скоро очнется, - он вернулся к микрофону.
– Денис, ты слышишь меня?
Слышу, доктор, - ожил динамик.
– Мне привиделось, что я снова еду в машине, вдруг удар, и темнота. Это было как наяву. Сёма успел вскрикнуть. Где он, кстати? Вам ничего не известно о нём?
Сейчас тебе скажет об этом твой товарищ, - Леонид Аркадьевич передал микрофон Габаю.
Всё, ступай, - тот знаком велел ему выйти.
– Денис, это я, - заговорил главарь, когда доктор скрылся.
– Я, Ильяс. Доктор сказал, что твоё здоровье пошло на поправку.
Ты не спрашивал, когда мне вернут зрение?
– спросил Михалёв.
– До офигения надоело лежать в кромешной темноте.
Скоро с тебя снимут бинты и будешь как огурчик, - заверил его Габай.
– Мы с тобой ещё прокатимся на Ленинский проспект за шалавами. А этих говнюков Качка с Чуркой с собой не возьмём, - и он, посмеиваясь, подмигнул Качку.
Ильяс, ты настоящий друг.
Да ладно. Я тебя, Михаль, всегда уважал... Так ты мне всё-таки скажи, куда Папаня мог камни заныкать?
Динамик промолчал. Михалёв, похоже, задумался.
Спроси у него про дом в Щербинке, - зашептал Пискарь.
– Спроси, он точно помнит, что Папаня туда заезжал?
Вы с Сёмой Мозжейко жили у Папани в деревне, - сказал в микрофон Габай.
– Папаня должен был спрятать камни, которые сняли с окладов...
– Он понизил голос и оглянулся на дверь кабинета.
– Ты видел, куда он их спрятал?
Нет, - ответил динамик.
Папаня оставил их в доме или взял с собой?
– допытывался главарь.
– В прошлый раз ты сказал, что он лазил на крышу того дома под Щербинкой...
Снова последовала пауза.
Дом под Щербинкой?
– переспросил Михалёв.
Ты говорил, что у Папани была с собой полиэтиленовая сумка, когда он садился в машину.
Да.
В сумке были камни?
Не знаю.
Пискарь толкнул Габая.
Ты про дом, про дом спроси!
– зашептал он ему в ухо.
– Спроси, правда, что Папаня к флюгеру лазил?