Когда человека не было
Шрифт:
Завизжал и Смелый, но завизжал от гнева на то, что его не поняли.
Оскалив зубы в грозной, гневной гримасе, он запрыгал, издавая какие-то новые, непонятные звуки, шевелил пальцами, блестел и сверкал глазами и снова наклонялся к дереву, делая вид, что старается поднять его. Но чунги все не понимали его и только смотрели. И тогда Смелый, подчиняясь властному внутреннему порыву, ударил ладонью по дереву, выпрямился, обернулся, потряс рукою и указал растопыренными пальцами на медленно догорающий ствол.
— Ха-ка-ка! Ха-ка-ка! Ха-ка-ка! — произнес он быстро и сердито, потом снова нагнулся, схватил бревно с одного конца, со страшным усилием приподнял его и протащил на два-три шага.
Все еще не понимая, но догадываясь, что вожак хочет снова поднять дерево, чунги опять наклонились и старательно, осторожно подняли бревно. Тогда Смелый, продолжая выкрикивать «ха-ка-ка! ха-ка-ка!», подтолкнул всю группу вместе с бревном в сторону огня, и все чунги двинулись туда.
— Ха-ка-ка! Ха-ка-ка! Ха-ка-ка! — радостно повторяли они вслед за Смелым, выражая этим новым звукосочетанием удовольствие от того, что впервые несут вместе толстое, тяжелое бревно, и называя так самую работу, которую проделывали. Смелый кричал теперь не сердито и раздраженно, а бодро и радостно, так как другие чунги наконец-то поняли, что он хотел им сказать.
В сущности чунги еще не поняли, зачем они несут бревно и куда его несут. Они совершали нечто поистине совместное и хотя не сознавали как должно цели своей совместной деятельности, но она наполняла их чувствами, которых они раньше не испытывали.
Действительно, они все яснее сознавали, что живут не так, как все другие животные на земле. У какого другого животного есть руки? Кто еще, кроме них, пользуется палками и камнями для защиты или нападения? Есть ли на свете другое животное, которое догадалось бы сорвать ветку, обломить у нее конец и бросать ее в других животных? Есть ли другое животное, которое ходило бы выпрямившись, на одних задних лапах? Есть ли другие животные, которые соображали бы и догадывались так легко и быстро? Могут ли другие животные поднять такое тяжелое бревно и так дружно нести его? Да и как бы они его подняли, если не могут хватать ни передними, ни задними лапами? Нет, чунги были не только животными, чунги переставали быть только животными, так как у них были руки и они могли делать что-нибудь так дружно и осмысленно…
— Ха-кха! Ха-кха! — радостно вскрикивали они и ступали в такт этим дружным крикам. Так, руководимые Смелым, они принесли бревно, положили его на тлеющие уголья и раскричались еще громче, увидев, что оно мало-помалу загорелось и запылало.
В этот день чунги нашли в золе совсем мало печеных плодов, и голод заставил их уйти в лес, не тронутый пожаром. У огня остались только Бурая с двумя близнецами и две совсем старые помы; Смелому и чунгам этих старых пом нужно было оставаться поблизости и носить им пищу. Смелый дважды приносил плоды, а на третий раз принес та-ма.
Голодная и жадная, Бурая стала рвать та-ма еще живой, а Смелый, присев перед ней, мигал глазами, ощущая все растущую гордость и привязанность к Бурой, давшей ему двух безволосых детенышей. Он был готов принести ей еще много плодов и та-ма, и это желание так и переливалось у него в душе. Переполняли его душу и чувства гордости и привязанности, и ему хотелось, чтобы она знала об этом. Но, не умея выразить все это, он сидел перед ней молча и только время от времени скулил.
В это время молоденькая пома, играя с плодами, швырнула один из них в сторону костра, и он упал в горячие уголья. Пылкая, по-детски капризная пома запищала, подбежала схватить его, но не посмела подойти ближе и от гнева и беспомощности запрыгала, плаксиво визжа.
— У-о! У-о! — тревожно крикнул Смелый, не зная, в чем дело и почему визжит молоденькая пома. А поняв, он взял ветку, сорванную в этот день, протянул ее и выкатил плод из огня; попробовал даже взять его, но тотчас же бросил. Плод сильно обжег его.
Все это — и сильный ожог, и вытаскивание плода из огня, и возбуждающий запах печеного — связалось с найденными в пожарище печеными животными и вызвало у него новую догадку. Он кинулся к Бурой, выхватил у нее из рук полусъеденную та-ма и бросил в огонь. Потом бросил и остальные еще не съеденные плоды и запрыгал с радостными, торжествующими криками:
— Ха-кха! Ха-кха! Ха-кха!
Напрыгавшись у огня. Смелый схватил ветку, вытащил ею та-ма и плоды, откатил в сторону от огня и стоял над ними, пока они не остыли настолько, чтобы их можно было съесть.
Вечером, еще до наступления темноты, все чунги собрались у медленно догоравшего дерева. Но никому из них и в голову не пришло, что это дерево тоже сгорит и погаснет, как большой ствол. Итак, уголья медленно погасли и скрылись под слоем пепла, а наутро чунги не нашли никакого огонька, сколько ни рылись в золе. Они были удивлены и недовольны, так как не могли понять, почему огня больше нет. И долго стояли они у мертвого костра унылые, опечаленные, разочарованные: огонь умер окончательно, и им больше не придется есть печеных плодов и греться у костра.
Смелый поднял голову и поглядел на небо, но оно совсем не выказывало намерения рассердиться и бросить огонь на деревья. Оно было ясное и тихое. Белое светило уже восходило над вершинами деревьев на опушке сожженного леса, рассыпая свои золотые лучи по черно-серому пожарищу.
Чунгам больше нечего было делать на пожарище, и все они снова ушли в нетронутый лес. Шла и Бурая, прижимая к себе двух маленьких детенышей. Выпрямив косматое туловище, сжав в руке толстую ветку, шел с нею Смелый. Он был невесел и недоволен, и все прочие чунги тоже были невеселы и недовольны. Только детеныши были веселы и жизнерадостны, как всегда. Они бегали вокруг взрослых, боролись, и все непрестанно визжали и повторяли совсем новые для них звукосочетания, услышанные от старших:
— Ха-ка! Ха-ка!.. А-кха-кха! А-кха-кха!..
Чунги долго не забывали пожара в лесу и все время ждали, что небо опять бросит огонь и подожжет деревья. И действительно, однажды небо разгневалось и снова начало бросать огонь. Сначала собралось много-много туч, за которыми скрылось белое светило, а потом тучи заревели и начали метать извилистые молнии с одного конца леса до другого.
Увидев первую молнию, чунги завизжали и запрыгали, оглядываясь во все стороны: не увидят ли где-нибудь запылавший огонь. И вот небо бросило в одном месте сильный огонь, и вскоре в ветвях деревьев блеснуло и заиграло яркое пламя, а над ними взвился синеватый дым.
— Ха-кха-а! Ха-кха-а! — закричали все чунги разом и стремглав кинулись к месту вспыхнувшего пожара, ибо всякий уже представлял себе, как он и на этот раз будет есть печеных животных и печеные плоды. Среди деревьев протянулась длинная вереница бегущих, прыгающих, визжащих от радости чунгов, а для зверей в лесу это было так необычайно, что все они пустились наутек.
Но едва добежали они до места пожара, как небо вдруг плеснуло много воды и быстро погасило огонь, и чунги очутились под проливным дождем и только мигали глазами. Пламени больше не было, только легкий белый дымок вился между ветвей, указывая место пожара, но и он вскоре исчез. Поняв, что случилось, чунги тяжело, недовольно завздыхали и побежали к большим развесистым деревьям, чтобы укрыться от льющей волнами сверху воды.