Когда цветут эдельвейсы (сборник)
Шрифт:
Пристально вглядываясь в молочную пелену, он пытался хоть как-то рассмотреть границу тайги за поляной, до которой было чуть больше сотни метров. Это ему удавалось с большим трудом: вместо резких очертаний стволов деревьев сквозь мутную вату проступала едва различимая темнота.
Прошла минута, за ней томительно долго потекла вторая – пока все было тихо. Но, судя по настороженному состоянию собаки, неотрывно смотрящей вниз и перебирающей мокрый воздух черным носом, Васька понял, что там что-то происходит. Десятое охотничье чувство предсказывало какое-то движение, постепенно передвигающееся вверх.
Уши
Прислушавшись к происходящему, Васька понял, что нарастающее движение идет наискось от избушки и пройдет как раз по краю вертолетной площадки. Не раздумывая, он стал подкрадываться наперерез идущему в непроглядной мгле молока существу. Он отвлекся на мгновение, повернулся к заскулившей суке, просящейся с ним, нахмурился и показал объемистый кулак. Понятливая собака тут же замолчала и, присев, замерла.
Аккуратно преодолев около пятидесяти метров, Васька остановился посередине поляны и, присев на одно колено, приготовился к стрельбе. Приблизившаяся стена тайги стала видна более отчетливо, и дальше идти не имело смысла, потому что невидимым зверь, подходивший к границе леса, мог его обнаружить.
Еще несколько секунд – и из-за стволов толстых кедров на поляну одна за другой выбежали четыре оленухи, подгоняемые сзади гривастым быком, чуть наклонившим голову с большими ветвистыми рогами. Выскочив на чистое место, все пятеро остановились на некоторое мгновение и, вытянув морды, посмотрели на сидящего Ваську. Широко раздвигая ноздри, они одновременно вынюхивали воздух, ища в нем чужие примеси. Но ветерок относил запах человека, и ничто не предвещало смертельной опасности, а подслеповатые глаза приняли человека за пень.
Удостоверившись в спокойной обстановке, возглавлявший «гарем» самец сердито хоркнул и, подгоняя завоеванных в борьбе самок, махнул короной рогов, приказывая следовать дальше. Но, не успев сделать следующий шаг, вдруг упал на колени, ткнулся носом в землю и повалился на левый бок, по инерции перевернувшись через спину, мелькнув широкими шляпами взлягивающих копыт.
Сухой, негромкий звук выстрела раскатился по поляне и заглох, испугав заметавшихся коров, через какое-то мгновение растворившихся в густом тумане. Но дело было сделано! Довольно приличный сокжой лежал у Васькиных ног, в предсмертной агонии дергая ногами. Несколько попыток приподняться и убежать не привели к успеху.
Это была настоящая, хотя и случайная удача! Зверь был добыт. И где? В какой-то сотне метров от избушки, можно сказать, под самым носом, что тут же решило проблему с доставкой мяса.
Огромные, круто загнутые рога симметричными отростками красовались на оленьей голове, посаженной на толстую, необъятную шею. Пустотелая, лоснящаяся шерсть, густо свисавшая с покатых боков, бугристых лопаток и мощных ляжек, говорила о хорошей упитанности зверя, в котором было не менее полутора центнеров веса. Десять отростков на каждом роге выдавали активного в брачный период бойца, прожившего долгую жизнь, не единожды участвовавшего в пополнении оленьего стада.
Подкуривая многозначительную в этот миг сигаретку, Васька с улыбкой наблюдал за беснующейся в охотничьем азарте Волгой, восседавшей на поверженном звере, как на троне.
Напряженно и молчаливо наблюдая за происходившим,
В отличие от мертвых из избушки выскочила наспех одетая босоногая Ольга и полусонными, ничего не понимающими глазами уставилась в их сторону. Увидев Ваську, собаку и что-то светло-серое, она тут же заспешила к ним.
– Что случилось? – закричала еще издали.
– Ничего, все нормально. Просто оленя добыл!
– Чего-чего?! Так рано? – не веря своим глазам, воскликнула она.
– Кто рано встает – тому Бог подает! – выдал Васька народную мудрость. – Неси нож – будем свежевать!
Оля досадовала и на себя, и на весь белый свет за то, что все прошло без нее: «Засоня! Тетеря! Квашня! Сплю до обеда! Вася, наверное, недоволен, хотя и не подает виду! Так можно проспать все на свете!..»
Глядя на Ваську, молча, очень быстро разделывающего тушу, она молчала тоже и, стараясь загладить придуманную самой вину, с радостью выполняла мелкие просьбы: поддержать, перевернуть, отнести. Васька, казалось, не замечал удрученного состояния подруги, ни в чем не винил ее и так же, как всегда, приветливо улыбался, отчего настроение девушки приподнялось до обычного состояния.
На добытого оленя она уже не косилась, как это было несколько дней назад. Жалость и сострадание к бедному зверю как-то сами по себе улетучились, как и цветные представления о сказочном мире, описанном Васькой задолго до пребывания Оли в тайге. Поэтому к добыче оленя она отнеслась как к естественному процессу – процессу регулирования человеком равновесия и отбора только самого необходимого для существования.
Она сама не заметила, как преодолела эту границу неприязни и нисколько не удивилась, когда вдруг посмотрела на свои обагренные кровью зверя руки. Уже не придавая этому никакого значения, она продолжала работу.
Жизнь есть жизнь! Смерть есть смерть! Кто-то когда-то умирает, и ничего нельзя изменить, особенно если это требуется для твоего личного существования.
Но жизнь другого существа может браться только в пределах необходимого и исключать кощунство и жадность, которые наносят существенный урон. В тайге должна торжествовать потребность добычи лишь в разумных пределах.
Васька даже и не догадывался, какие мысли гуляют в голове у девушки, а если бы и догадался, то не удивился: он начал привыкать к перевоплощению Ольги из цивилизованной пай-девочки в простую и естественную, уже не отвергающую мрачные, кровавые стороны охотничьей жизни. И сейчас он просто радовался переменам, которые происходили в любимом человеке. Ольга стала не только милой подругой, но и верной помощницей, поддерживающей его как в мире людей, так и в мире тайги.