Когда дружба провожала меня домой
Шрифт:
– Кто вообще ходит с желтыми наушниками? – воскликнула Анджелина Карамелло. Несмотря на дружбу с Деймоном Рэйберном, она была очень хорошенькой. – У тебя словно лимоны растут из ушей.
– А еще ты пропустил петлю на поясе, – добавила ее лучшая подруга Ронда Гломски и дернула меня за ремень. – Я искренне удивляюсь, как ты вообще смог перескочить через класс. Как можно быть настолько глупым и при этом таким очаровательным?
– Фу, – произнесла Анджелина и швырнула мне наушники. А Ронда следом за ней толкнула меня с такой силой, что моя жвачка вылетела изо рта.
Тут было над чем подумать. Ронда Гломски, одиннадцатая
Вдруг в поле моего зрения нарисовался Деймон Рэйберн, и я понял, что нужно сматываться, да поскорее.
С легкой отдышкой я наконец добрался до библиотеки. Не скажу, что бежать пришлось далеко, просто у меня астма, а я вдобавок посеял свой ингалятор. К счастью, он нашелся у миссис Лоренц.
– Ты снова забыл его на подоконнике, – сказала она, а после сунула мне книгу: – Хочу, чтобы ты ее прочитал. Моя дочка ни на минуту о ней не умолкает. И мне нужно еще одно мнение, прежде чем выложить ее на стенд.
Передо мной лежала книга Жаклин Вудсон «Перья».
– Не очень-то похоже на научную фантастику – заметил я.
– Послушай, Бен, с тебя не убудет, – уговаривала меня миссис Лоренц. – Она тебе понравится, обещаю.
– И это после слов, что вы сами не читали книгу?
– Почему ты до сих пор стоишь тут, вместо того чтобы читать?
– Она написана девчонкой, – не успокаивался я.
– И что?
– А я – пацан.
– Возьми печенье, пацан. И можешь приоткрыть дверь пожарного выхода.
Миссис Лоренц разрешала мне так делать в дни, когда у меня случались приступы астмы. С легким ветерком гораздо приятнее читать. На самом деле в ту секунду я и не предполагал, что моя встреча с Анджелиной и Рондой, повлекшая за собой бегство от Рэйберна, начавшийся приступ астмы и приоткрытая дверь перевернут всю мою жизнь с ног на голову.
Я подпер дверь одним из грязных старых томиков энциклопедии – «От Гаргантюа до Диатеза. Том 5», – которые миссис Лоренц все время пыталась кому-нибудь спихнуть, и устроился на своем обычном месте, за столом, спрятанным подальше от всех. Стены библиотеки украшали отпечатанные с помощью трафаретов огромные картины, а также старые фотографии времен, когда Кони-Айленд еще считался самым известным пляжем в Америке. Особенно я любил снимок под названием «Царство грез ночью», на котором был запечатлен Луна-парк 1905 года – тот, что расположен прямо на берегу океана. Его башня напоминала слабо светящееся солнце; она сияла, словно мед, если бы тот подсвечивался ангельским электричеством, наполненным прекрасными пожеланиями.
Я вдохнул из ингалятора и уставился на «Перья». На обложке книги красовалось – угадайте что? – правильно, перо. Ни тебе космических кораблей, ни взрывающейся «Звезды Смерти», ни даже банального светового меча. Если вкратце, то история начиналась так. В одной школе появился новенький мальчик. Кто-то звал его Малышом Иисусом [3] , другие считали чудиком и жестоко над ним издевались. Очень похоже на меня. Нет, не в плане издевательств. Просто я всегда чувствовал себя чужим. Никуда не вписывался, не знал, кем быть или чем заниматься по жизни. Точно я какая-то ошибка.
3
Прозвище в американских школах для детей из верующих семей.
В скором времени я уже был на последней странице. История оказалась из разряда тех, что быстро заканчиваются и оставляют тебя с мыслями, а что же случилось дальше с героями, которые стали тебе практически друзьями, только не такими надоедливыми. Фрэнни, от чьего лица ведется рассказ, хочет стать писательницей. Ее учительница говорит, что каждый день происходит что-то особенное, а потому Фрэнни стоит замечать эти мгновения и записывать их на будущее. Здесь я согласен. Уверен, Тимоти Зан тоже так делал, когда писал своего «Наследника империи». Но следующие ее слова о так называемых особенных мгновениях меня смутили: «Некоторые из них могут оказаться прекрасными, наполненными смехом, надеждой и светом. Такие мгновения остаются с нами навсегда».
А вот это неправда. Ничто не длится вечно. Научно доказанный факт. События происходят и заканчиваются, их невозможно вернуть.
Эйнштейн утверждал, что мы способны путешествовать в будущее, а космонавты его теорию доказали. Однажды они синхронизировали двадцать часов и десять из них взяли с собой в космос. Там они в течение шести месяцев вращались по орбите со скоростью 1 7 000 миль в час, почти пять миль в секунду. А вернувшись на Землю, сверили время. Все часы в Центре управления полетами спешили на 0,007 секунды по сравнению с теми, что побывали в космосе. Понимаете, что произошло? Они на долю секунды переместились в будущее. Можете сами проверить, если мне не верите. Значит, если вы будете перемещаться с огромной скоростью, например со скоростью света, то по возвращении на Землю часы будут показывать время на много-много лет вперед. То есть вы окажетесь в будущем. Однако проблема заключается еще и в том, что Эйнштейн математическим путем доказал обратное – невозможно вернуться в прошлое.
Я уставился на фотографию Луна-парка 1905 года. Мне никогда не суждено там оказаться. Не ощутить спокойствия среди отражающихся на лице золотистых и серебристых огней. Не увидеть мир с вершины этой башни. И не поверить в то, что волшебство существует по-настоящему.
Вдруг за дверью раздалось шипение. Похоже, в переулке на кого-то напала кошка. А затем послышался дикий вопль – так, словно в них вселяется демон, орут коты, когда злятся.
3. Демон, собака и фифа
Я выглянул в переулок. В эту минуту кошка как раз разбиралась с кем-то небольшого размера. И этим кем-то оказалась собака.
Шикнув на кота, я прогнал его. На дрожащего пса было жалко смотреть. Шерсть подрана, из пасти торчит язык. По бокам глядят немытые глазки. Изогнутый погрызенный хвост, насколько можно было увидеть, трясется и зажат между лапами. Он был похож на креветку. Весил, наверное, не больше восьми фунтов. И судя по седым волоскам на морде, уже немолодой. Когда я подошел, чтобы погладить пса, тот пригнулся и убежал. Я попытался найти его, но собаки и след простыл.